В тоне, которым он разговаривал с кавалеристами, было что-то бесстрашное, самоуверенное, даже воинственное. А когда он повернулся ко мне, его глаза блестели, словно он считал, что победил очень сильного и опасного врага. Он снова взглянул в окошко и крикнул:
— Ждите здесь! Через полчаса я скажу, что решил. Но если кто-то отважится на враждебный шаг, будет иметь дело с Братом-Ягуаром. Запомните это!
Он закрыл окошко. Я давно уже спрыгнул с лошади, но все еще поглаживал ее, ведь она отлично исполнила свой долг.
Брат Иларио видел это. Он протянул мне руку и сказал:
— Одобряю вас, сеньор. Вы хорошо обращаетесь с лошадью. Здесь редко такое увидишь. Я уверен, что вы человек хороший. Проходите в комнату!
Он распахнул узкую дверь, и мы прошли в жилую комнату. Она оказалась выше, чем бывает обычно на ранчо, потолок ее был дощатым. Стекла в окнах сияли чистотой, так же как и столы, стулья и полы. Это так напоминало мне родину. Возле двери висел сосуд со святой водой; за все эти дни такого рода предмет ни разу не попался мне на глаза, хотя государственная религия Восточного берега — католичество. Напротив висело зеркало, а по обе стороны от него — искусные олеографии[92], изображавшие скорбящую Матерь Божью и Спасителя в терновом венце. В углу помещалась большая изразцовая печь, а за ней, в комнате, которую в некоторых землях Германии называют «запечком», стояла старая, обтянутая кожей софа. Мне казалось, что я нахожусь в крестьянском доме где-нибудь в Тюрингии[93] или Баварии[94]. От обитателей этого жилища тоже веяло чем-то родным. Женщине, встретившей меня у ворот, было лет сорок, ее муж был лет на десять старше. Оба одевались примерно так, как принято в Фихтеле[95]. У женщины было живое, подвижное, миловидное лицо, в выражении которого сквозила печаль. Муж ее выглядел человеком дородным, такие частенько говорят о себе: «Пусть я человек небогатый, но все, что нужно, у меня есть, и хоть по паре грошей в неделю да прибавляется». Другая женщина, стоявшая возле ворот, оказалась служанкой индейского происхождения. Она не осталась с нами, а прошла в другую комнату. Звон тарелок и прочих приборов подсказал мне, что там находилась кухня.
Итак, нас было четверо. Пока хозяин с хозяйкой сдвигали стулья к столу, брат Иларио произнес:
— Мое имя вы знаете, сеньор. А ваших соотечественников, в доме которых вы находитесь, зовут сеньор и сеньора Бюргли.
— Судя по фамилии, вы из Швейцарии? — спросил я владельца ранчо.
— Вы правы.
— А сеньора тоже швейцарка? — Я спрашивал по-испански, так как Иларио, как я думал, не знал немецкого.
— Нет. Она из Тюрингии, из-под Арнштадта, — прозвучал ответ.
— Вот как? Швейцарцы здесь, на Восточном берегу, отнюдь не редкость, но повстречать на Рио-Негро уроженку Тюрингии я вовсе не чаял, вдобавок она спасла мне жизнь! Меня бы расстреляли.
— О, сеньор, особой опасности не было! — возразила она.
— Нет уж, увольте! Если б своими болас они повалили мою лошадь.
— За государственную измену?
— Да, и за убийство. Правда, по чистой случайности на месте того, кого убили, должен был быть я.
— Вы не рассердитесь, если я попрошу вас рассказать о ваших приключениях?
— О, нет. Вы вправе об этом узнать.
Я рассказал о пережитом за эти дни. Мои хозяева очень внимательно меня слушали. Когда я закончил свой рассказ, Иларио промолвил:
— Удивительно! Не каждому посчастливится за такое короткое время столько пережить приключений, сколько довелось вам, сеньор. Но вам действительно угрожает смертельная опасность.
— Хотел бы я знать, кто подослал ко мне этих молодчиков! Я подозреваю Риксио.
— Я тоже. Но главное — вызволить вас из этой переделки.
— Это нелегко сделать.
— Надеюсь, что мне это удастся.
— А я думаю, что они будут ждать меня где-нибудь недалеко от ранчо.
— Ну и сидите здесь, пока у них не лопнет терпение!
— Это было бы чудесно! — согласилась сеньора. — Вы бы нас очень обрадовали, хотя все мы сейчас и скорбим.
— Да, вижу. По умирающему? — спросил я.
Их лица помрачнели.
— Это мой дядя, — тихо сказала она. — Разве вы не слышите, как он страдает в соседней комнате?
До меня не раз уже доносились сдавленные вздохи и стоны, но я не придавал им значения.
— Он очень болен? — спросил я.
— Да, и телом и душой, — ответила она. — Тело его уже не исцелится; жить ему осталось, наверное, всего несколько дней, может быть, несколько часов. Другая его болезнь еще хуже, но самое ужасное, что он не хочет ее врачевать, не хочет заботиться о спасении души.
94
Бавария — земля (область) на юге Германии, прежде самостоятельное государство, с 1806 г. — королевство; в объединенной Германской империи пользовалась особым статусом.
95
Фихтель — горный массив в Германии, покрытый хвойными лесами, откуда и название