- Здесь можно курить, — сказал он, — а там, на той стороне палубы, нельзя.
- О, я печален!
- Здесь можно... Как вы свободно говорите по-русски.
- Говорю ли я? — радостно переспросил Гамильтон и сообщил, что в университете специально занимался русской литературой и что это очень ему пригодилось, когда началась война, он записался добровольцем, прошел ускоренный кандидатский военный курс и в чине младшего лейтенанта был прикомандирован к миссии, отвозящей в Россию танки.
- Это всегда была мечта меня! Теперь, я надеюсь, я буду приехать часто. Я люблю так много все русское!.. Как вы любите Америку?
- К сожалению, никогда не был. Великая страна, — сказал Прокофьев. — Так в три часа прошу ко мне к чаю. До того, в два, состоится паника.
Американец весело закивал головой.
- Вы не моряк, но если вам угодно посмотреть, пожалуйста...
- О, это... — начал было Гамильтон и вдруг остолбенел, увидев Марью Ильинишну, которая подходила к ним энергичной походкой, странно-быстрой при ее крупной, почти монументальной фигуре. Он никак не ожидал появления на военном судне дамы, да еще такой. «Рубенс, одухотворенный Перуджино!» — с восхищением сымпровизировал он мысленно. Ему показалось, что есть нечто роковое, провиденциальное в появлении этой женщины почти в ту самую минуту, когда он размышлял о своей байроновской авантюре и об отсутствии героини поэмы.
- Познакомьтесь, — сказал сухо Сергей Сергеевич. — Мистер Гамильтон, младший лейтенант американской армии… Марья Ильинишна Ляшенко, наш врач.
Я вас уже видела издали, когда вы подъезжали» — сказала Марья Ильинишна, крепко пожимая руку лейтенанту. — А где ваш товарищ?
— Не товарищ, — сказал американец. — Я делал его знакомство эта неделя.
- Какие вы оба элегантные! Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты!.. Сергей Сергеевич, как по-английски «фу-ты, ну-ты, ножки гнуты»?.. Так вы этого англичанина не знаете? Да, ведь вы армейский и едете домой, а он моряк и приставлен к нам инструктором.
- Какой вздор, Марья Ильинишна! — с негодованием сказал Прокофьев. — Никакой он не инструктор, Иностранцев-инструкторов нам не надо! Коммандэр Деффильд тоже пересядет в море на английское судно, с которым мы должны встретиться. Это и для него и для лейтенанта самый быстрый способ возвращения, только и всего. А вы говорите: инструктор!
- Я так поняла, что... Нет, не инструктор, я хотела сказать, наблюдатель... Отчего же вы рассердились? Да хотя бы и инструктор, что ж тут для вас обидного? Ведь это новый способ войны, его ввели англичане, они его нам объясняют, самое естественное дело.
- Это чистейший вздор! И способ войны не такой новый: его англичане применяли еще в первую империалистическую, — сказал Прокофьев и добавил притворно-равнодушным тоном: — Ну-с, пока. Оставляю вас в приятном обществе.
- Так долго, — сказал лейтенант.
- Постойте, куда же вы?— спросила Марья Ильинишна не очень настойчиво. Сергей Сергеевич сделал вид, будто не слышал, и быстро удалялся. Она засыпала американца вопросами: кто он? откуда родом? есть ли у него родители? где он учился? женат ли он? почему не женат? страдает ли он морской болезнью и придется ли ей лечить его? Этот последний вопрос немного смутил Гамильтона, который в самом деле плохо выносил качку. Он понимал почти все, что она говорила, понимал ее гораздо лучше, чем Прокофьева и других русских; однако отвечать ему было нелегко. На ее вопрос, коммунист ли он, лейтенант кое-как ответил, что не коммунист, но сочувствует коммунистам во многом.
- Так нельзя, — строго сказала она, — так нельзя: многому сочувствую, многому не сочувствую. Чему вы не сочувствуете?
Он хотел было сказать, что сочувствует коммунистическим идеям, но не сочувствует террору; но ее строгий тон испугал его, и он этого не сказал. Объяснил только как умел, что ненавидит буржуазную цивилизацию и что старый мир разлагается. Она одобрительно Кивнула головой.
— Мы вас живо обратим в нашу веру. Кстати, у нас сегодня начинаются политзанятия. Приходите; ко миссар разрешит, я его попрошу.
Он сначала не понял, потом закивал восторженно.
- Я буду прийти! Я благодарю вас так много!.. Когда?
- В четыре часа. Сейчас начнется паника, а после паники мы будем пить чай у командира. Я приглашена хозяйкой. Он мой друг... Слышите сигнал? Это паника. Но мне нужно сначала зайти в мою каюту, на нижней палубе. Хотите проводить меня? Отлично, тогда пойдем... Как называется нижняя палуба — опердэк? гондэк? Верхняя, я знаю, квартердэк. Впрочем, вы в этом смыслите еще меньше моего.