— Рад встрече с тобой, Катя, но зачем ты сюда? Шальной снаряд и…
— Если случится «и», значит, на таком чистом небе нет Бога.
— А его действительно нет. Ни на земле, ни на небе. Если бы он где-то там, в небесах, и глядел на грешную землю, на нас и немцев, без всякой жалости уничтожающих друг друга, он хоть что-то сделал бы, чтобы вернуть немцев восвояси, а нам дал соборный мир на своей земле. Да и тебе со мной предоставил бы ноченьку на отдых. У немцев, правда, свой бог, вернее три: католический, протестантский и лютеранский. Какая между ними разница, представляю смутно, ну и ладно. Пойдем в мое подземное убежище.
Проведя Катю в блиндаж, шутливо сказал:
— Вот он, мой фронтовой шалаш. Жить можно, заниматься любовью нельзя.
— Не до любви в такие сумасшедшие дни.
— Ты что-то привезла мне?..
— Покормить, подкормить. Наверное, живешь на сухомятке?
— Командарм, генерал-лейтенант, да на сухомятке!..
— Посмотрись в зеркало.
— Ну, сегодня еще не побрился. — Катуков пальцами потрогал щеки и весомый подбородок. — Ну раз что-то привезла — вместе отведаем.
— Твоя генеральша еще не разучилась готовить вкусненькое. — Екатерина Сергеевна выглянула из блиндажа. На пороге появился шофер с солдатским термосом и узелком с едой.
— Что, полный?!
— И там и там всего понемножку.
Прямо на карге Катя ловко расстелила скатерть и расставила съестное.
— Попробуй не съесть — обидишь.
Катуков уселся к столу и незаметно для себя увлекся тем, что для него было самым любимым. Лишь изредка произносил «вкусно», «боюсь язык проглочу». А Катя с умилением смотрела на его лицо, и ей невольно вспомнилось то лето, когда она узнала, что новый полковник в доме комсостава — вдовец. Тогда и мысль не возникла, чтобы познакомиться с ним и тем более завязать знакомство. Куда ей — жене «врага народа». Правда, такие слова никто из знакомых и сослуживцев мужа не высказывал ей, но в их отношениях виделась или чувствовалась настороженность.
Однажды летним вечером ее потянуло к танцплощадке — захотелось посмотреть на молодежь. Пристроилась у изгороди, прослушала-просмотрела несколько фокстротов, танго и один вальс. В тридцать четыре так захотелось закружиться… что она отвернулась от ограды.
И тут к ней подошел он, Михаил. Вопрос задал глупый:
— Не поучите меня танцевать?
— Неудобно — на танцплощадке одна молодежь.
— И мы вспомним молодость. Но заранее извиняюсь, если ненароком наступлю на ваши туфли.
— Может быть, в следующий раз? — с раздвоенным чувством спросила она.
— Не искать же мне пару среди совсем юных.
— Разве вам столько лет, что юные уже не по душе?
— Не столь уж много, но и немало, если я повоевал в Гражданскую и прослужил в армии уже почти два десятка лет.
— Мне, конечно, поменьше. Но муж мог быть вашим ровесником.
— Я это знаю.
Катя в удивлении приподняла брови.
— Вы знаете его судьбу?
— Знаю.
— Тогда нам лучше отложить вальс или что другое до лучших времен. Ог воспоминаний погасло желание шаркать ножками.
— У меня тоже. Если вы не возражаете, я готов вас проводить.
Она сделала три шага — он последовал за ней.
Через три недели он пригласил ее в Сочи. Он с путевкой в санаторий имени Ворошилова, она — на частную квартиру. Но вскоре они зашли в ЗАГС и их зарегистрировали как мужа и жену.
Притерлись друг к другу не сразу. Но когда дивизию направили на фронт, она решительно последовала за ним в качестве сестры милосердия.
Сейчас Кате вспомнился муж, их юная безоглядная любовь. Она вроде бы изменила молодой клятве «вместе до конца!», но, прислушавшись к душе, Катя не могла определить, вернулась бы к мужу теперь или осталась «до конца» с Михаилом. И успокоила себя: «Не вернется. Ведь осужден без права переписки. Если бы сидел в тюрьме или работал в лагере для заключенных, его бы уже освободили. Сколько вернулось на прежние должности».
— После такого ужина, боюсь, не смогу разодрать веки.
— И не надо, я покараулю твой сон.
— Но может позвонить начальство.
— Отбрешусь.
— Если кто-то сверху прикажет найти, буди без промедления. Начальство лучше не гневить.
— А оно что, не спит?
— Спит, конечно, только как и я, по-птичьи: позднее зажглись звезды — сомкнул веки, забрезжил рассвет — к телефонам или в открытый НП. Ну и конечно, за короткую ночь раза два-три адъютант разбудит: по требованию начальства, просьбе кого-либо из командиров или напоминанию о себе моего личного врага — германского командарма Гота. Так что, Катюша, отложим минуты любви на спокойное время.