— После окончания лечения придется многое менять… Инвалидов в строю не оставляют.
— Я только что от начальника академии. Если тебе по душе работа преподавателя, можешь считать себя им.
— Но такая хромота!..
— Для преподавателя самый важный орган — голова. Война проредила академистов настолько, что будут приглашать в преподаватели не только хромых, но даже фронтовиков, не имеющих высшего военного образования.
На бледном лице Николая проступило что-то похожее на радость.
— Так что, Коля? Или звать тебя по имени уже нежелательно?
— Для детей твоей сестры — моей мамы, ты всегда был из недосягаемого мира. Так что называй меня, как тебе будет удобно. Что касается преподавательской службы… Никакой другой не нужно. Только вот смогу ли?.. В сравнении с полковником Сальниковым, нашим преподавателем на третьем курсе, я — капитан, не более.
— Преподавать начнешь с первого курса. К третьему пополнишь знания, обретешь степенность.
— Степенность — не для меня. В пример возьму генерала Соболева. Он держал наше внимание знаниями, человеческими и военным опытом и тактом.
— Теперь поговорим, Коля, о другом. Догадываешься о чем?
— Может, в другой раз?..
— Для следующего раза могу не выбрать время. Приближается лето. Пора горячая. Мои длительные поездки на фронт станут неизбежными.
Николай опустил голову, догадавшись, что разговор пойдет о Томе.
— Варя мне сказала, что за тобой самозабвенно ухаживает милая, добрая сестра милосердия. Она взяла твою фамилию, сопроводила до Москвы и здесь делает все, чтобы ты твердо стал на ноги.
— Все это так…
— И что же?..
— Не знаю, как решить наши добрые и… в то же время сложные отношения.
— Ты же знаешь, что с первого твоего ранения, школьницей, она ухаживала за тобой в Ленинграде, потом поехала к нашим в Ключи, и следом за тобой на фронт…
— Все это так, Гриша. Сознаюсь, она мне небезразлична. Если я не вижу ее день, во мне возникает беспокойство. Но я же калека! Каким я буду выглядеть рядом с ней?! Она красива, моложе меня на много лет. С каким сожалением будут смотреть на нее люди, и с каким осуждением на меня: урод, а отхватил себе красавицу. Не иначе, как принудил ее своим положением и званием.
— Если Тома взяла твою фамилию, когда ты был на краю могилы…
— Я узнал об этом только в Москве.
— Фамилию в солдатской книжке поменяли, конечно, с ее согласия. Варя мне сказала, что она не вернет себе девичью, если даже не станет твоей женой. Твоей хромотой она будет гордиться: она — жена фронтовика, получившего увечье в боях.
Николай долго не отвечал на доводы дяди. Попытался представить свои и Томы первые дни, когда они станут мужем и женой. Вырисовывалось только то, что происходило изо дня в день. Наконец промолвил:
— А где мы будем жить?
— Какое-то время у моих стариков, потом можно снять комнату.
— Но расписываться сейчас, когда боль порой простреливает от пятки до затылка…
— Она же медик, понимает твое состояние и потерпит до того дня, когда ты станешь крепким мужиком. Главное сейчас, Коля, чтобы она поверила, что непременно станет твоей женой. Оформите брак — она уволится из армии, поступит в мединститут — рядом их два. Профессор, который сохранил тебе ногу, поможет ей оформиться сразу на второй курс. И у тебя будет свой личный доктор.
— Жизнь мою с Томой ты разрисовал на годы вперед, и все же страшновато. — Набрал в грудь воздух, задержал, подумал и объявил: — Хорошо. Я поступлю так, как ты советуешь, но не тотчас…
— Тотчас ты познакомишь меня с ней, — утвердительно заявил Григорий, чтобы отрезать Николаю все пути к отступлению.
Тома вошла в палату настороженно. Колосов прошел ей навстречу.
— Рад, Тамара, с вами познакомиться и выразить свою благодарность за племянника. Окончательно поставите его на обе ноги — ждем вас в гости.
— Вместе? Это зависит не от меня.
По радушности, с которой обратился к ней дядя Николая, девушка догадалась: разговор между родственниками шел и о ней. Ответила, взглянув на Николая:
— Сопровождать Николая Васильевича я готова всегда и куда угодно.
6
Разговор с дядей, его приглашение в гости вместе с Томой, ее готовность сопровождать его куда угодно и когда угодно, обезоружили Николая настолько, что он не знал, как же теперь вести себя. По логике вещей теперь он должен сделать признание в своих чувствах и попросить ее руки. Но то, что следовало у молодоженов дальше, для него немыслимо — он еще лежачий инвалид. И вообще, вернутся ли к нему силы быть полноценным мужем красивой и здоровой девушки. Три ранения с контузией в придачу могут о себе дать знать. После прошлой мировой войны солдаты, вернувшиеся домой, умирали в тридцать — сорок лет. Ему уже к тридцати. Оставить Тому молодой вдовой?