Андрей вышел из шалаша. Леонтий устало прикрыл глаза. Он чувствовал себя таким слабым, что даже веки было трудно открывать. То и дело наплывало странное забытье…
Из забытья Малова вывел весёлый голос Андрея.
— А ну, пробуй, атаман, атаманский харч!
Он поднёс ко рту Малова деревянную ложку, полную какой‑то черноватой каши, остро пахнущей рыбой… Леонтий с трудом взял в рот кусочек этой кашицы и ощутил её удивительно приятный, солоноватый и жирный вкус.
«Что ж это такое?» — подумал он.
— Ешь, ешь, атаман, панскую еду! — приговаривал Андрей, вновь поднося ко рту Леонтия полную ложку. — Икра это, самая добрая ачуевская икра. Тамошние рыбаки её для Котляревекого готовили, а тебе принесли. Ешь, друже.
Медленно поправлялся Леонтий. Когда впервые после болезни вышел из шалаша, в лицо ударило морозом и колючим снегом. Все вокруг было белым–бело. Шелестел на ветру сухой пожелтевший камыш. Леонтий зашёл в курень к казакам.
Здесь, в низовьях Кубани, нашли они надёжное убежище. Можно было выждать, собраться с силами. Недостатка в питании не было. Плавни кишели разной рыбой, птицей, зверем. С рыбных заводей доставляли вяленую рыбу. Только и ощущали казаки недостаток — это в хлебе да в мушкетных зарядах.
— С поправкой тебя, Максимыч! — приветствовали Леонтия казаки, — Живуч ты оказался.
Вокруг засмеялись. Леонтий улыбнулся, присел на сноп камыша.
— И как она в тебя угораздила?
— Ты весь кровью сошёл, — сказал старый Петрович.
Казаки закурили. Разговор перебрасывался с одного на другое. Наконец Петрович полушутя, полусерьёзно спросил:
— Когда поведёшь, атаман, наше войско?
— Дайте время. Сойдет снег, земля протряхнёт, и двинемся…
— Наших в остроге совсем замучили, — проговорил молодой, незнакомый Леонтию казак. — И когда уходил сюда, так сказали, шо двенадцать колодников померло. Котляревский, кажут, сильно измывается над ними. Бьют их, голодом морят.
Закусив губу, Леонтий не сводил глаз с парня. А тот все рассказывал о том, как попытавшийся бежать из острога один из арестованных был заколот штыками, как велел Котляревский отнять паевую землю у семей бунтовщиков. Упомянул, что за голову Леонтия и Андрея обещана Котляревским денежная награда.
Леонтий поднялся, сжав кулаки, процедил:
— Попомним! Я этих панов–атаманов сам награжу!
День за днём, месяц за месяцем текло время. Сошел снег с земли, пробились первые стрелки зелёного камыша, вернулись с юга утки.
На Егория тёплого отправил Леонтий молодого казака в Екатеринодар выведать обо всём, а седоусого Петровича — по станицам поднимать недовольных. С нетерпением ждали в плавнях возвращения посланцев. Прошел месяц, но казаков все не было.
Когда Леонтий уже начал терять надежду на встречу с ними, вернулся Петрович. Но нерадостной была весть, принесённая им.
— Затихли черноморцы, — сказал он, — не решаются браться за оружие. Повременить надо, пока отойдут после неудачи. Да и расправа страшит многих.
Молча слушали казаки Петровича. А вокруг, в плавнях, буйствовала южная весна.
Поник головой Леонтий.
— Что ж будем делать, Андрей? — как‑то растерянно спросил он.
— Одно остаётся, уходить на Волгу, — сумрачно ответил Андрей.
— А как другие?
— Пойдут, что им тут делать. Все одно прощения от Котляревского не будет.
На Волгу решили идти после пасхи. На рыбные заводи отправили одного из черноморцев, чтоб звал охотников. А пока началась подготовка к дальнему походу. Но неожиданно план нарушился…
Однажды, когда Леонтий полдничал, до него донеслись два голоса. Один он узнал без труда — говорил Андрей. Другой — низкий, знакомый, но в то же время чей, Леонтий никак не мог вспомнить.
Шаги приблизились, и в шалаш, пригнувшись, вошёл Коваль, а за ним молодой казак, ходивший в Екатеринодар.
— О! — воскликнул Леонтий. — Не гадали, что и вернёшься. Садись! Есть будешь?
— Потом, Леонтий Максимович.
— Раз так, тогда сказывай!
Казак потёр лоб, откашлялся.
— Доброго ничего нет, казаки мнутся.
Леонтий нахмурился.
— Это уже известно.
— А ещё кажут, что получен от царя указ, чтоб колодников перевести в Усть–Лабу. Опасаются нападения на острог.
— Как они? — оживился Малов.
— Держатся… Хоть человек сорок уже на кладбище отвезли.
Леонтий отвернулся.
Котляревского не видел? — глухо спросил Малов.
— Видел! Он сейчас на хутор к Великому уехал, пасху справлять.