Выбрать главу

Что касается чисто церковных наставлений, то в первую очередь было торжественно определено, что собор всецело подчиняется патриарху Тихону и ему будут направлены на утверждение постановления нашего собора. Но это потом оказалось великою ложью! "Карловчане" (так стали звать последователей этого собора и приверженцев митрополита Антония и Карловацкого Синода) в следующем же году пошли открыто против Патриарха, о чем будет написано дальше.

Устроили Высшее Церковное Управление за границей, с участием никогда не приезжавшего на собрания из далеких Афин протоиерея Крахмалева и генерала Батюшина - человека с жестким диктаторским нравом.

Постановлено было написать несколько посланий общеморального характера, и, между прочим, против свободной жизни эмигрантских женщин (а разве мужчины были чище?), но особенно важно, хотя и без конкретных последствий, было то, что от имени собора митрополит Антоний разослал послания правительствам разных стран о советском правительстве, прося бороться против него.

Перед окончанием по предложению члена собора Н-ва мне, как главному инициатору и организатору собора, пропели многолетие... Но я глубоко раскаивался, что создавал его... Конечно, самая идея была совершенно правильна и необходима, но ее испортили политические страсти людей. Государственное засилие, которым грешила власть в России, перебросилось теперь на политиков и за границу... Нелегко выветривается историческое наследие... Невольно задумываешься: не было ли благим делом Промысла, что все эти "бывшие люди" удалились за границу и оставили Церковь на ее свободу и самостоятельность. Думаю, так! И есть одно конкретное основание к этому. Одному архиерею, архиепископу Т-му Г-му, удалось говорить с патриархом Тихоном, и в беседе с ним патриарх высказал такую мысль: "Еще следует думать да думать: нужно ли восстановление монархии?"

Может быть, он в другой форме выразился: полезна ли для Церкви была монархия? Теперь уж не помню точно - прошло 22 года. Но суть та же. Эти слова дошли до заграницы, и я их повторил в своей проповеди в церкви русской колонии в городе Земуне, против Белграда. Присутствовавший тогда на службе генерал Батюшин тотчас же донес на меня митрополит}' Антонию, и мне предложено было "впредь не касаться политических вопросов в проповедях". Весь собор был политическим, это было можно... Но факт остается фактом: если уж патриарх, да при таком режиме, как советская безрелигиозная власть, нашел возможным выразиться так о монархии, то, значит, не особенно жалел об уходе прошлого. А он ли не знал тогда настоящего?

Политические отзвуки этого собора загремели далеко. В России советская власть усмотрела, и совершенно верно, в таком поведении Карловацкого собора борьбу против нее, и начались притеснения. И патриарх, и другие архиереи возмущались действиями этого собора. Об этом написано в книге проф. русской истории Казанского университета Стратонова "Церковная смута" на основании его собственных впечатлений, наблюдений и бесед с архиереями о России в это время.

Но гораздо большее значение этот собор имел за границей. Интересная подробность. Когда мы, архиереи, обсуждали на заседании Карловацкого Синода наше константинопольское предложение об именовании "собор", то митрополит Антоний не хотел принимать этого, а рекомендовал назвать лишь "собрание". Но, когда дело благодаря правым делегатам повернулось в пользу монархических идей, тот же митрополит Антоний желал, чтобы этому собранию присвоить имя "собор" (да еще "заграничный"), а своему имени

прибавить значительности. Он оказал влияние на все центры русского рассеяния: на Европу, на Азию (Китай, Япония), на обе Америки. Везде взяли верх в конце концов карловчане, то есть группа митрополита Антония. Сначала еще боролись против него митрополит Платон в Америке, митрополит Сергий (Тихомиров) в Японии и отчасти Евлогий в Европе, но мало-помалу возобладали карловчане.