Другой случай. Я жил в городе, где единственным православным был хозяин домика Иван Гавый, здоровенный мужчина вроде тех, что нарисованы у Репина в "Запорожцах", лет шестидесяти. За свою "русскость". как принято было выражаться там о любви к русским, он был (и многие другие) посажен в тюрьму, где просидел год. Все время он не сменил белья, и рубаха сгнила на плечах. Не видя человеческого лица, он поймал мушку, оборвал одно крылышко, чтобы она не могла от него улететь, и рад был, что все-таки около него живое существо. После тюрьмы он стал нищим, остался лишь домик в одну комнатку, да в прихожей стояла печка и узенькая кровать. На ней спали два молодых здоровых сына Ивана. Оба они были безработными. Жутко было видеть, как этим двум сильным людям нечем жить! И не день, и не два, а месяцы! Придут голодные вечером, и на одну узкую железную койку вдвоем. А утром опять на поиски хлеба и работы. "Вот и готовые коммунисты", - подумал я. Иван же пригласил меня жить к нему потому, что у меня почти уже вышли все мои деньги, о чем он знал, посещая меня. После Гавый рассказал мне. что, прежде чем предложить свою нищенскую комнатушку для совместной жизни, он решил еще испытать: хватит ли на это сил у меня? Для этого зазвал он меня к себе и сварил один картофель. Хлеба не имел. И этот картофель с солью предложил мне. Я, не подозревая экзамена, ел вместе с ним. О, в Москве я еще не то видел, я искал бы там картофель в 1918 году. Тогда Иван решил: я выдержу, и пригласил к себе. Пока еще у меня оставались кое-какие гроши, я кормил и его, но на сыновей уже не хватало. И мне было и стыдно, и больно, что голодные его сыновья ложатся спать без ужина. Конечно, чешским агентам тайной полиции никак нельзя было понять: как это архиерей живет без средств, да еще у нищего? Католические епископы и протестантское духовенство жили сыто и даже роскошно. И у них зародилась мысль, что я коммунист, иначе кто же будет иметь
общение с бедняками, да еще безработными. А нужно сказать, что среди крестьян и рабочих-карпаторуссов я замечал действительно сочувствие коммунизму как выходу рабочих из бедственного положения. Об этом я даже написал через губернатора (немца родом) доклад в совет министров, указывая, что политика преимущества чехов и загнанное положение русских невольно толкает последних к коммунизму. Губернатор потом прислал мне ответ, что мой доклад был заслушан министрами. А тут еще случилось, что у нас заночевали два селянина-карпаторусса, пришедшие просить меня прислать к ним [священника] и наладить православный приход, да еще какой-то безработный одинокий человек - писец. Все они разлеглись спать на полу, к я с Иваном спали на двух кроватях - вторая жена от него ушла после ареста. Все было мирно. Вдруг часа в три ночи стук. Нагрянула тайная полиция, обыск. Кто такие? Но документы у всех оказались в исправности, и агенты не могли найти ничего сомнительного. Но уже самый факт, что у архиерея спали мужчины, да еще в доме нищего, не давал им покоя и после. Когда уже я выехал потом обратно в Сербию, в Синоде спрашивали у меня: почему ходят слухи, что меня удалили за коммунизм?
Впрочем, это распространял один мой враг церковный, Горовский, личность весьма неясная.
не хочу и писать о нем. Он такую распространял обо мне клевету, что и оправдываться не хочется: будто я куплен чехами, а я за восемь месяцев пребывания в Карпатской Руси не взял от них ни кроны, живя кое-как на привезенные еще из Сербии деньги (между прочим, мне прислал значительную сумму, около двухсот долларов, митрополит Платон из Америки). Да и странно: если я действительно продался чехам, то зачем же они так легко удаляли меня потом из Чехии? Какой подкуп, когда я скоро дошел до полного нищенства! И деньги, и продукты кончились.
- Ну, Иван, - говорю я хозяину вечером, - завтра у нас с тобой ни хлеба, ни сахара, лишь чай остался. И кушать не на что.
Может быть, читателю это покажется сказкой, но это было. И вдруг мне стало вместе и смешно, и отрадно. Смешно потому, что архиерей дожил до такого положения, что и есть нечего, а отрадно от веры в непреложную Божию помощь. Ведь же Сам Христос сказал в Евангелии; "Живите как птицы небесные. Отец питает и греет их".
И что же?! Через часа два к нам заходит молодая, полная, розовая, улыбающаяся, но застенчивая карпаторуска, жена нашего священника из села Черленева, и приносит всего: и хлеба, и сахара, и масла, и картофеля, и молока, и проч. Это было истинным чудом. Прежде она никогда не делала ничего такого. А в этот вторник был базарный день в Мукачеве. Я отлично запомнил день, потому что в родном г. Кирсанове базарным днем тоже был вторник, и меня подвозили крестьяне к протопопу о. Кобякову для подготовки в духовную школу. Матушка за восемнадцать верст пришла пешком в город и принесла нам всего. С той поры до самого выезда из Чехии она каждый вторник носила нам пищу.