Но если уж нечасто была радость, то глубоко в народной душе чувство мира. Да, мирный был наш народ... Об этом уж я говорил прежде. Здесь вспоминаю, как относился он к такому страшному явлению, как смерть. Один священник о. Димитрий Б. уговаривает умирающего своего прихожанина не бояться смерти, а тот ему и говорит:
- Да я, батюшка, и не боюсь ее, слава Богу! И умер.
Старушка идет со мной в Твери из храма.
- Сколько тебе лет-то?
- Да уж семьдесят четыре. Бот все прошу у Бога смерти, да не дает. А что я тебе скажу? Видела я сон...
И начинается длинный, спокойный рассказ о сне. И смерть забыта. Недаром в своей "Исповеди" Л. Толстой сказал: "Насколько спокойная смерть среди нас (дворян) является редким исключением, настолько, наоборот, она в народе бывает обычным явлением".
Это верно. Вся жизнь простых людей была подготовленной к мирному концу. Жили незаметно и терпеливо и умирали тихо. По временам веселились, в общем не печалились, а смерти не дивились, ее ждали, не думали о ней все и всегда. И вся жизнь, в сущности, была путем к этому неизбежному концу. Отсюда объясняется и общий нравственный уклад всей жизни.
Одна писательница выразилась, что вся Древняя Русь была, в сущности, сплошным монастырем, только в миру, с семьей. Тут много правды. Например, посты соблюдались строго, жизнь была в общем молельная, в грехах каялись, послушание - и крепостное, а потом и на воле - несли: трудились до поту, жили бедно, терпели лишения, не роптали, смирялись... Разве это не скит?
А какая иногда поразительная чуткость проявляется у ник и доселе! Расскажу виденный факт.
В 1914 году объявили мобилизацию армии на войну с немцами. Послушно потянулись бородачи, оставляя семьи... А конец, известно, какой ждет.
И у меня брат умер в японскую войну, оставив жену и дочь. Но он все же плакал, мы тоже. Я вот вижу сцену на Кирсановской станции. Стоит блондин против моего вагона (я ехал в Крым) спиной ко мне. Рядом, лицом к поезду, жена. Оба молчат. А что в сердце у каждого, можно понять. Второй звонок, нужно расставаться. Он обнимает ее, но целует слегка и коротко, стыдно людей. И уходит в вагон. А она, бедная, больше не имеет сил сдерживаться, хочет разрыдаться, но тоже неловко перед людьми. И вижу, как она отворачивается лицом от нас. и от плача вздрагивают ее плечи... Третий звонок... Она быстро смахивает концом платка бежавшие слезы, оборачивается к вагону мужа, чтобы взглянуть, наверное, - в последний раз... Поезд медленно отходит. А я думаю: "Господи, Господи! И кто научил этих необразованных людей такому внутреннему благородству?!"
Я и теперь часто удивляюсь им... Говорят, говорят, а потом слышу: "Извините". Жду, а этот мужик скажет что-нибудь невинное, например: "Извините, я выпимши был тогда" или: "Он (кто-нибудь) нехорошо выразился, извините меня" и т. п.
Эта тема о мужицком благородстве еще не вскрыта у нас, но и в литературе разбросаны уже тысячи примеров, выражений, слов и действий. Вспомнить хотя бы один тип расслабленной женщины в рассказе Тургенева "Живые мощи". Или работника в рассказе Толстого "Хозяин и работник"... Везде, везде.
И думаю: воспитывала его вера, совесть, семья. Да, великое утешение получали люди от Церкви. Даже и самое здание храма веселило их: жили в маленьких избушках, а церковь - красивая, там служба в золотых ризах, и пение певчих, и иконы, и свечи, и пахучий ладан, и звон колоколов. Церковь встречает младенца, венчает его молодого, отпевает состарившегося, везде с ним - и в радости, и в горе.
Еще вспоминаю один приезд архиерея. Как ждали! Какое торжество! С ним духовенство... Чудесный хор певчих... Точно райское видение. Но это было очень редко.
Теперь можно бы сказать о духовенстве. На моей памяти мы не могли хвалиться чем-либо особым. Служили, так можно сказать. Бывали, правда, поразительные примеры святых людей. Почти в каждой губернии были свои маленькие кронштадтские: о. Василий Светлов в Тамбовской губернии, о. Николай - в Пензенской, о. Константин - в Симферополе и т.д. Но большею частью мы становились "требоисполнителями", а не горящими светильниками. Не помню, чтобы от нас загорелись души... Но не было (за исключением) и дурных типов. Только дух в духовенстве начал угасать. Правда, лучшие христиане не обращали на это внимания, крестились, венчались, хоронились у духовного отца, но, пожалуй, отцами-то мы и переставали быть... Приходилось слышать и критику.
Как-то разговорились об одной проповеди в храме.
- Да, говорит, а сам-то...
Другие молчат. А один осиновский богомольный крестьянин возразил: