5 октября, четверг. Накануне до трех ночи сидел редактировал «Дневники 1998 года», а потом читал Малькольма Бредбери «Доктор Кириминале». К сожалению, в дневниках потерян раздел моего пребывания в Китае. Что касается романа, то это очень информативное и увлекательное чтение, но не эмоциональное. Последнее всегда рождается только при наличии характеров.
В час дня участвовал во встрече на филологическом факультете в университете. Самым ярким было выступление Л. И. Бородина. Он иркутянин, учился в этом университете, и здесь его арестовали, обвинив в каких-то антисоветских, как тогда говорили, делах и посадили. Он говорили ярко и хорошо о судьбе, товарищах, прошлом и журнале, которым сейчас руководит. Но в его речи был какой-то пронзительный личный момент. Здесь же в зале, возле президиума, сидел преподаватель, который все время с готовностью уточнял все детали, фамилии, если Бородин ошибался или оговаривался. Всегда предельно вежливый Бородин как-то игнорировал этого доброхота, не срезал, не грубил, но подчеркнуто не замечал. Потом я узнал, что именно этот несчастный человек, когда был студентом, получил от КГБ задание приглядывать за своим товарищем, смотреть, что у того в карманах телогрейки (так тогда молодежь ходила), что тот носит в своей ученической сумке.
Я на встрече начинал первым и, мне кажется, задал хороший, доброжелательный тон. Во время выступления касался своих «Дневников» и новой книги о литературоведении, даже читал некоторые цитаты из подобранной пачки, которую брал с собой. Вот успею ли я сделать из этих цитат главу.
За обедом Л.И. рассказал, как его предали, «раскололись» его ближайшие друзья. Детали здесь не привожу, потому что они пропадут в моем пересказе. Неужели так жили?
Вечером ходил на премьеру «Ревизора» в областной театр им. В.П.Охлопкова. Я очень хорошо помню этого замечательного актера, он много играл в кино. Особенно запомнился он в ленинском сериале, где играл рабочего, охраняющего Ленина в 1917 году. Спектакль оказался не так хорош, как я предполагал. Трудно начинать спектакль, если в театре нет ни Городничего, ни Осипа, ни Хлестакова. Но, оказалось, что именно «Ревизором» в свое время сто пятьдесят лет назад (?)театр открывался. И еще одно свойство этого спектакля: актеры грамотно представляли пьесу, которую на русском театре принято с наслаждением и удовольствием играть. Обидно, я раскатал губы, а пришлось уйти после второго акта.
Из нашей группы кое-кто уже уезжает. С поразительной трогательностью В.Г. провожает в аэропорт каждого. Я учусь. Чувствует он себя плохо.
6 октября, пятница. У меня сегодня почти свободный день. Утром ездил в музей декабристов, вернее, в один из его филиалов, в дом Волконских. После обеда ходил по городу, искал сумку, чтобы отвезти подаренные мне книги. Выбросить книги или потихонечку оставить в гостинице, отодрав первую, с посвящением, страницу — именно так поступают многие писатели, — у меня не хватает духа. Надо бы вообще написать статью о всех подаренных книгах. Наша критика и литературная журналистика стонет, что их никто не читает, а устроить что-то вроде почтового ящика и в одной-двух строках рецензировать все книги, которые присылают в редакцию, не хватает духа. Для этого нужно не лениться и все читать. А это трудно. В музей ездил вместе с Натальей Сергеевной Бондарчук и каким-то ее актером удивительно похожим на Пушкина. Н.С. снимает какой-то сериал про декабристов. Сама пишет сценарий, сама достает деньги и сама режиссирует. Здесь можно поиронизировать, но мужества этой молодой даме не занимать. Все действие будущего сериала, как я понял, будет сгруппировано вокруг М.С. Волконской. Она дочь знаменитого генерала Раевского. Уже в музее, глядя на портрет этой удивительной женщины, воспетой Некрасовым и Пушкиным, я понял, что Н.С. еще и поразительно на Волконскую по внутренней сути похожа. Знает Н.С. о своих героях и о всем декабристском движении бездну, вопросы задавала очень грамотно. Тут же я подумал, что советская власть за все годы своего существования не удосужилась снять настоящего сериала о декабристах. Если у Н.С.Бондарчук все получится, как она рассказывает, то сериал будет похлеще зарубежной «Санта-Барбары». Перипетии декабристской истории невероятны.
О музее не пишу, он прекрасен, хотя и довольно нов. Весь этот дом Волконских, в свое время один из самых лучших домов Иркутска, свидетельствует еще и о поразительном либерализме царской власти. Здесь был одно время самый большой зал в Иркутске, в котором играли многие прекрасные музыканты и пели знаменитые певцы. Сплачивалась интеллигенция, и улучшались нравы. Вообще стоило бы задуматься, что бы могло произойти в России и как могла бы повернуться ее история, если бы — по Никите Муравьеву — Россия стала конституционной монархией. Декабристы, конечно, разбудили нравственные силы в народе. Это были люди удивительной чистоты, недаром до сих пор их имена не поглотила история.
Совершенно невероятно рассказывал о музее, об истории декабристов Евгений Александрович Ячменев. Он даже сам поиграл нам Моцарта на пирамидальном фортепиано Волконской. Его помощник Алексей Кривенчук ходил за нашей экскурсией неотступно, «впитывал». Это свидетельство редчайшего профессионального магнетизма, который излучает этот человек. Алексей, как нам сказали, юрист, юрисконсульт музея, но вот сейчас учится на филологическом факультете.
Тем не менее заметим, весь этот комфорт и интеллектуальный мир покоился на 10 «людях», которые обслуживали и дом, и зимний сад, и топили, и ухаживали за садом, и открывали двери, и подметали пол. Конечно, в разнообразных записках и мемуарах зафиксировано и то, что порою всю работу за каторжников делали люди простые, так сказать, рядовые каторжники, известно также, что, когда декабристы ушли на поселение, к ним присылали как бы в командировку, крепостных, которые, конечно, формально в Сибири были свободны, которых потом, после нескольких лет службы, официально отпускали на свободу. Это была эпоха, когда без слуги не снимали сапог даже очень конституционнолюбивые дворяне.
Прочесть роман Дюма «Записки учителя фехтования» — это о Волконском. Не успел роман выйти в свет, Николай Павлович его запретил. Естественно, этот французский роман сразу же переслали декабристам в Сибирь. С этим романом связан такой анекдот. Немедленно этот роман захотела прочесть императрица Мария Федоровна. Достали роман, расположились. Мария Федоровна возлежит, а лектрисса ей вслух читает. В этот момент шум, шаги. Книжку — под подушку. Входит император. «Что вы здесь делаете?» — «Читаем». — «Что читаете?». — Молчание. — «Можете не отвечать. Я знаю, что вы читаете.» — !? — «Вы читаете «Учителя фехтования». Это самый последний роман, который я запретил». Во все времена запрет — это лучшее побуждающее действие.
Во второй половине дня ходил к реке и гулял по городу. Ангара течет полноводно и стремительно. В этом смысле она напоминает мне Неву. Центр города очень красивый и яркий. Зашел в торговый центр — товары, конечно, есть, но все какого-то истлевшего, провинциального пошиба.
Валентина Григорьевича уложили в больницу — у него опять плохо с глазами.
7 октября, суббота. Я уже давно заметил, что иркутяне мистически относятся к Байкалу. Мне всегда казалось это несколько вычурным, эдакий провинциальный выверт, когда нужно найти повод для гордости и исключительности. Но. конечно, по описаниям я предполагал, что увижу что-то замечательное. По крайней мере, грандиозное, длина озера — что-то около 600 километров. Это ненамного меньше, чем путь от Москвы до Ленинграда. Тем не менее, озеро производит гораздо большее впечатление. Здесь для меня многое было знакомо. Горы на горизонте, покрытые снегом, отвесные берега застланные лесом, водная гладь — это напоминало озеро в Лапландии, где я жил зиму 1968 года, и напоминает Иссык-Куль, где я провел целый месяц. Здесь другие внутренние масштабы и другая степень излучения. Будто с этим озером связанна какая-то вселенская тайна, будто сама жизнь зародилась и берет отсюда свои силы. Сидоров, замечательно мудрый человек и председатель Союза художников России, который находится с нами в этой поездке, как-то сказал, что никто из художников пока не справился с Байкалом. Но боюсь, этого не сможет сделать ни кино, ни телевидение, ни какое-либо из искусств. Красоту и силу Байкала может лишь почувствовать сам человек. Здесь важно все: зрение, слух, ощущения собственной кожи. Вид — прекрасен, внешние контуры пейзажа известны, о его разнообразии много написано. Первое, что поражает, — глубокая и сосредоточенная тишина. Она, наверное, чувствуется и при буре, и при свисте ветра.