26 октября, четверг. В десять часов Исполком начался с речи Тимура, полной тех же подтекстов, мыслей о том, что без него всем будет плохо, что он единственный, кто может поддерживать ситуацию. Пулатов все время нажимал, что здесь представители Госкомимущества. Вот они встанут и все вам расскажут. Эти двое ребят, с готовностью бывших и вчера, сидели и сегодня. Какая-то большая заинтересованность у этой пары. Я уже понимаю, все решено, условия и для ресторана и для других организаций, оккупирующие усадьбу арендой, удобные, в лучшем случае для Тимура не хлопотные. А тут старый черт Михалков влезает в это дело и говорит, а надо ли союзу идти в долговременную кабалу. На этот раз круг слушателей был расширен. Кроме представителей республик, сидели и русские писатели, в частности Бондарев, Михалков. Это именно по их инициативе было собрано это совещание. Потом вместо отчета по работе с национальными литературами Ниязи произнес 40-минутную речь, полную самых серьезных обвинений в сторону Пулатова. Здесь и каких-то 1,5 миллиона долларов, недополученных Сообществом за уступку права на дом кому-то из банков или застройщиков. Такой факт, дом, действительно был. О деньгах за проданную квартиру, принадлежащую ранее СП. О каких-то других суммах. Все это было так крупно и отважно, что напоминало вымысел.
Как правило, писатели из республик, совершенно задавленные местными властями, удивлялись, что у русских писателей еще что-либо есть. Для них еще поддержка Пулатова — это поддержка своего, кровного. Если это все перейдет к РФ, то они станут никому не нужны, кто хоть изредка будет принимать их в Москве. Время действительно изменилось, МСПС выродилось в организацию, работающую с начальством. Они и сейчас в практическом смысле нужны только Тимуру. Он распределитель средств, международный представитель. Я его всегда поддерживал.
Михалков читает свое обращение. Его подписал он сам, Бондарев, Гамзатов. Все весомо. Он, Михалков сам — почетный председатель Сообщества. Сразу же возникает склока по ведению собрания. Пулатов пытается давать слово в дискуссии только своим. Возникает предложение по ведению собрания кем-либо из объективных людей: Гусев или Есин. Я все время помню, что в три у меня Ученый совет.
Я хорошо выступил в самом начале. Моя задача состояла из желания «взнуздать» Пулатова и дать ему время «исправиться», замять скандал. Но первое, что надо сделать, если он, как уверяет, живет честно, ввести его в какие-нибудь рамки. Отсюда и мои предложения. Все денежные платежи вести только через банк. Требование независимого аудита. Я понимал, что спокойно, не пошевелившись, стоически выслушав все сказанное, Пулатов никогда заявление не напишет. Значит, процедуру надо тянуть и постепенно создавать прецедент для внеочередного съезда. Я отчетливо понимал, что за стенами всех этих ресторанов в центре Москвы и магазинов стоит мафия, опасная и беспощадная.
Во время небольшого перерыва со мной переговорил Михалков. Рассказывал о бытовухе Т.И., но это даже не для дневника.
Уехал с Исполкома в надежде закончить быстро ученый совет и вернуться. Около четырех, уже снова в пальто, звоню секретарю: «Как там идут дела?» Одновременно вспоминают рассказанное Михалковым. Девка наглая, слова чеканит. Отвечает: «Исполком закончился.» — «Соедините меня с Пулатовым. Кто говорит?» — «Говорит ректор Литературного института.» В трубку отчетливо слышу переговоры. Она повторяет дословно лишь то, что я уже слышу, Пулатов шепчет со злобной аффектацией. «Тимур Исхакович не хочет говорить с ректором Литературного института».
Самонадеянный дурак!
Вечером ездил в общежитие. Опять всякие мелочи. Разворачивается целая история с простынями. Если нельзя украсть напрямую, то делаем это косвенным образом. Купили плохие простыни для общежития за цену, в два раза превышающую рыночную. Потом вскрылось, что все эти самые дорогие покупки делаем через одну и ту же фирму. Кому-то из наших эти перекупщики отстегивают.
Во время Исполкома говорил о своих «Дневниках» в «Современнике» со Стрелковой и Михалковым. Ирина Ивановна, в частности, касаясь ведения мною финансовых дел, говорила об их открытости. Собственно, этого все хотят и от Пулатова.
27 октября, пятница. Вечером параллельно с замечательной «Книгой мертвых» Э.Лимонова принялся читать сборник «Четыре шага в бреду» — французская маргинальная проза первой половины ХХ века. Здесь новый перевод «Кэреля» Жане и повести Арагона, Жоржа Батая и Пьера Луиса. Начал по алфавиту с Арагона. Его повесть интригующе называется «Лоно Ирены». Хорошо начинал автор многотолстой эпопеи «Коммунисты», которую мы изучали в университете. Действительно, на кровати можно было разглядеть лежащего на спине раздетого артиллериста, который теребил толстую сисястую девку со складками на боках и признаками базедовой болезни на шее. У нее были выпученные глаза и маленький, словно прорезанный бритвой, ротик. Она вертелась как бешеная. Два другие клиента, солдафоны, с низкими лбами и свиными глазками, спокойно дрочили с тупым видом, сидя напротив на стульях в ожидании своей очереди.
Арагон давно меня интересует как основатель социалистического реализма и хотя бы как муж Эльзы Триоле, родной сестры Лили Брик. Чем они брали талантливых и не слюнявых мужиков. Но брали. Правда, один — застрелился, а другой после смерти жены пустился во все тяжкие. В предисловии сказано — о связи с пареньком. Об этом же, кстати, пишет в своей «Книге мертвых» и Лимонов. Этот парень оттер его от классика и не дал возможность передать рекомендательное письмо Брик Арагону.
28 октября, суббота. Утром отправился на дачу. Перед давно запланированной поездкой в Германию надо вскопать грядки в теплице, пересадить в горшки и забрать в Москву сельдерей. В теплице он во всю растет, а я сельдерей люблю в Москве как декоративное растение. Все сделал, а также с помощью некого молодца Димы покрыл плиткой пол в бане. По дороге купил продукты для В.С. В очереди за сметаной и творогом одна дама рассказала мне такой рецепт: «мясо со сметаной». Отварить мясо, нарезать его ломтями, уложить в сковородку или на противень. Перед этим отпассировать лук, обжарить муку, одним словом, сделать сметанный соус. Соль, специи и перец по вкусу. Все залить этим соусом, сметаной. Сверху посыпать тертым сыром, поставить минут на 40 в духовку. То же самое можно делать и с курицей, но с добавлением тертых яблок. По дороге все время размышлял, что надо сделать в Германии. Подписать соглашение с Новым литературным обществом Марбурга. Но это самое легкое. Постараться пробить конференцию «Ломоносов—Вольф» на осень следующего года, т. е. через год, а лучше на весну. Надо в Марбурге купить нижнее для меня белье, носки и может быть костюм. Я обносился, а в Москве на все это нет времени.
Вечером до глубокой ночи собирался. У В.С., как всегда, куча всего наготовленного: суп с фасолью, ленивые голубцы, овощное рагу и шарлотка. Много ем, чтобы ее не нервировать. Я давно заметил, готовка снимает у нее стрессы.
29 октября, воскресенье. Накануне отлета в Германию тем не менее сижу и пишу рейтинг для А.С.Вартанова — обещал-с!
Поразительный факт — прилюдные жалобы А.Руцкого на несправедливости нашего суда. Самомнение иногда лишает людей разума. Бедного губернатора лишили возможности второй раз пытать судьбу и страдать на губернаторском месте. Лишил-то, между прочим, свой собственный, как считается, прикормленный областной суд. Не московский, который, естественно, в сговоре с Кремлем. Да и какое дело Путину до Руцкого. Как говорится, слишком много чести. Зато Руцкому удобнее, чтобы фигурировало не мелкое мошенничество под маркой недогляда, а политический фактор. Гнобит власть боевого летчика, которого приходилась за большие государственные деньги выкупать в Афганистане у противника, когда он попадал в плен. Хочется летчику всегда быть командиром. А не выходит. Дело даже не в том, сто шестьдесят кв. метров или сто сорок губернаторская квартира в Курске, четыреста кв. метров или больше в личных апартаментах в Москве. Именно такие цифры называло телевидение наряду с многим другим. Четыреста метров отмечаем мы все про себя, это еще с того времени, когда Руцкой, начиная свою политическую карьеру как коммунист переметнулся к Ельцину и был облагодетельствован званием вице-президента. Это все лучше бы не ворошить и не вспоминать, потому что тут же некая коварная мысль о профессиональном предательстве. Как там стремила политическая судьба Руцкого после Ельцина? Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел. Лучше бы, как говорится, в несвежем анекдоте, сидеть и в этом случае не чирикать. А то начинают вспоминать люди какие-то тысячи долларов, которые сын губернатора пытается провезти через границу. А это что означает, а это означает жадность, Пойди в любой банк и справку эту на провоз валюты купи. Народ вспоминает здесь джип «черроки», на котором губернатор приехал жаловаться в белокаменную. А что касается довода, что вот слишком поздно заставили губернатора сойти с дорожки, то извините, это ведь не так легко такую махину отпихнуть от корыта управления.