Владимира Константиновича Егорова назначили министром культуры. Это уже второй ректор ходит в министрах. Сегодня, встреченный мною Гусев сказал: «Следующим станешь ты». Фигушки.
2 октября, пятница.
Утром перевезли в институт пианино. Постепенно я начинаю осознавать, какое все-таки счастье, что Харченко написала обо мне книгу. Здесь огромное количество примеров для преподавателей и ученых. При всеобщей лености через эту книгу я скорее войду в научный оборот. Как замечательно ей удалось прочесть все, понять выгоду заниматься мною и понять меня. Она удивительным образом, ни капельки не льстя, умудрилась сказать обо мне то, что я сам трезво думаю о себе. Последнее я никому не говорю, потому что не поверят. Но я действительно чувствую в себе совпадение художника и ученого.
Вечером по телевидению известие: ушел в отставку Александр Асмолов — заместитель министра образования, который курировал среднюю школу. Предлогом для ухода он избрал приход в министерство «красного» министра высшего образования Филиппова. На самом деле, как я понимаю, это немыслимая боязнь независимого человека, нового министра, который довольно быстро может понять, что господин Асмолов своим «вариативным» образованием погубил русскую школу. Сегодня в интервью для журнала «VIP» я говорил, что гуманитарное образование, которое с помощью Асмолова в средней школе почти забыто, готовит из молодежи граждан, пробуждает чувство патриотизма. Асмолов тот человек, при котором наша школа стала учиться по учебникам Сороса. Вечером Сванидзе вцепился в это либеральное наваждение, пытаясь доказать на его примере откат страны от либерализма.
Получаю первые отзывы о своем Ленине: Самид сказал, что, как при чтении «Улиса», чувствуется значительность, но читать дальше нельзя, утомляет. Я-то, держащий в голове весь замысел, надеюсь на силу и читабельность «промежуточных» глав.
4 октября, воскресенье.
На даче в Обнинске привел все в порядок к зиме. Деревья, посаженные мною почти двадцать лет назад, в этом году не принесли урожая, в лучшем случае с десяток яблок, по-настоящему их надо выламывать, выкорчевывать и менять. Но безумно жалко. В связи с этим вспоминаю эпизод почти шестидесятилетней давности, сорок первый год. Мы в эвакуации в деревне, на родине мамы, и как, теперь понимаю, деревня плохо к эвакуированным, хотя и к своим, относилась: не было что поесть и зимой не было чем топить. Отчетливо помню, как мама в крутой мороз сама ездила на лошади с санями в лесничество за дровами. Она, крестьянка, рассказывала, что больше всего боялась, как бы лошадь не распряглась. А потом она от нужды и холода вспомнила, что у ее деда, бабушкиного отца, был единственный в деревне кирпичный дом и при нем сад, тяжелый, яблоневый. Дом, естественно, эвакуированной жене военнослужащего не отдали, живи в избе, а вот сад спилить разрешили. Чтобы не делиться с нею, единственной наследницей, ничем. Тогда же меня пронзила жалость по отношению к этим старым деревьям. Ну, как же, зачем, они так долго росли и так много видели. Деревья, как собаки и лошади, должны в покое доживать свой век, даже если они не в силах приносить пользу.
Прочел интересную повесть Лены Нестериной, которую она представляет как дипломную работу. Все в порядке и с художественными средствами, и со вкусом, и с наивностью писателя, хороши и местами очень точные мужские образы. Меня только волнует сам факт: поиск вшей. Женщинам-писательницам близок крутой натурализм. Возможно, здесь я что-то недопонимаю. Но для меня важно не то, что мы называем новым или устаревшим, а само, как раньше говорили, «непечатное».
По дороге с дачи домой купил десять литров подсолнечного масла и 25 килограммов картошки. В магазинах довольно пусто. Интересная особенность: западный маргарин процентов на двадцать стоит дороже нашего сливочного масла. У всех ощущение тревоги и голода. Мое поколение надвигающийся голод чувствует нутром.
В стране и в Москве идут выступления народа. Народ в открытую говорит о Ельцине как о камне на дороге.
7 октября, среда.
Вроде бы не хотел идти на работу, а заняться чтением и писанием пятой главы, но внезапно подумал: я не приеду, а все решат, что я со своим дружком Зюгановым где-нибудь на акции. Приехал на службу, копался с компьютером, подписывал кассовые книги. Я заметил, бухгалтерия почти специально дает мне подписывать кассовые ордера через два-три месяца после факта выплаты. Вся подозреваемая мною беда в наличке. Но наличка — это большая экономия средств, с нее почти всегда наш контрагент не платит налогов, а значит, мы даем ему денег на одну треть или в половину меньше. Выработал план: на каждого арендатора, на каждый вид деятельности заведу отдельный учет. В конечном счете, я хочу знать, сколько мы тратим на бензин и на машину. Пока наша кассир Светлана Михайловна, с которой мы разбирались с кассовыми документами, сказала, что шофер берет денег из кассы очень много и что наша бухгалтерша Ольга к нему благоволит.
Днем и вечером ТВ показывало — смотрел на работе — демонстрации. Они производят очень впечатляющий вид. Главный лозунг — «Ельцина в отставку». Народ, развращенный демократической демагогией, думает, что президента так же легко, как его выбрали, можно и отправить в отставку. Есть лозунги с требованием отдать Ельцина под суд. Отличительная черта этих выступлений — большое количество молодежи. И вторая особенность телевизионного показа: просто чувствуется, как телевидение хотело бы какого-нибудь инцидента, а еще лучше, как и в 93-м, какой-нибудь крови.
В конце телевизионного дня выступил старый ельцинский прихлебатель Олег Сысуев и сказал приблизительно такое: президент внимательно рассматривал текущие события и обратил внимание, что еще большое количество народа не вышло на манифестацию, а поэтому, дескать, он твердо решил ради этих не вышедших, а значит поддерживающих его граждан, оставаться на своем посту до 2000 года. Какая стыдоба!
Вечером остался и наконец-то посетил наш институтский театр «Теория неба». К моему удивлению, авангардная пьеса оказалась очень интересно поставленной. Впервые я воспринимал не пьесу слово за словом, а пьесу, скорее, как музыку, улавливал контуры, а уже потом доходил до смысла. Вся пьеса пронизана библейскими ассоциациями. Мне лично очень понравилось, а сидевший рядом со мной Алексей не понял в ней ничего. Ему только нравились герои с париками из цветной фольги. Ему бы скорее отвезти меня домой, погулять с собакой — и по своим девицам.
8 октября, четверг.
Открылась наша институтская конференция с пушкинскими словами в названии «Язык как материал словесности». Открывая, прочел полную цитату из нашего классика и, как всегда, поразился его прозорливости. В одной этой цитате и исторический путь языка, и путь его развития в будущем. В 1825 г. Пушкин опубликовал статью «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И.А. Крылова», в которой писал: «Как материал словесности язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива. В XI веке древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи; словом, усыновил его, избавя таким образом от медленных усовершенствований времени. Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе заемлет он гибкость и правильность. Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного, но впоследствии они сблизились, и такова стихия, данная нам для сообщения наших мыслей».
Конференцию мы посвятили 75-летию со дня рождения Александра Ивановича Горшкова. Глядя на него, я думаю, что может быть, старость и не так страшна. Сколько светлого ума, сколько бодрости. В своем вступительном слове я остановился и на его жизненном пути.
Уровень конференции оказался чрезвычайно высок.
9 октября, пятница.
Утром пришел телерейтинг, который я написал для «Труда» в понедельник. То, что Анри Суренович Вартанов, который мне его заказывает и всегда редактирует, обрезал в моем фрагменте все, что связано с грязным участием НТВ в избирательной кампании президента, это понятно, он сам написал статью почти о том. Я могу понять и другую редактуру, но как они все оберегают доброе имя Швыдкого! Я чувствую, что, критикуя любое лицо еврейской национальности даже по самой, верхней принципиальнейшей планке, я невольно в их глазах становлюсь шовинистом. В этом рейтинге я хохотал над соображением Инина о долларе. Деятелю искусства в первую очередь надо защитить этот последний. Это его больше всего взволновало: куда денется мой долларишко.