Надо бы обязательно проверить новшество университета — а не покрасить ли и нам в серый цвет столешницы парт?
28 ноября, суббота.
Позвонил Володя Андреев и пригласил на премьеру к себе в театр. Давали новую пьесу Л. Зорина. Мне особенно интересно было это посмотреть, потому что я только летом читал зоринский роман-мемуары. В пьесе заняты двое: сам Андреев и Элина Быстрицкая, два народных артиста СССР. Спектакль получился прекрасный, но пьеса скучновата, практически это продолжение «Варшавской мелодии», герои встретились через много лет в аэропорту. Завязка несколько натянутая. Очень квалифицированная литературная работа, местами с блеском. Актеры крупнее текста, хотя рисуночек-то Быстрицкой напоминает рисуночек роли Барбары Крафтувны в фильме «Как быть любимой». Быстрицкая безумно женственна, но когда в самом начале она вышла с лицом старого Райкина, я не думал, что окажется так хорошо. Но все скучновато, пафос направлен вникуда. Голоса актеров и их волнение ударяются в крышу. Зорин не утерпел, чтобы не внести в пьесу несколько прелестных еврейских аккордов. Все это, конечно, рикошетит и на нашу ситуацию, и на наши дни. Округлость сценического вымысла. Для меня эта округлость прочитывается как отсутствие народных знаний и народных страстей. Все вроде ничего, и, говорят, в Израиле спектакль пользовался успехом, и авацию зрители устроили в конце, но побушевали недолго и с готовностью отпустили актеров со сцены. Актеры создавали что-то, возможно, и вопреки драматургии, укрупняя ее своими индивидуальностями. В Андрееве есть какое-то щемящее великодушие. Может быть, это лучшее, что я у него видел на сцене.
29 ноября, воскресенье.
Утром ездил в общежитие, хотелось посмотреть, что там делается в светлые выходные дни. Делается там все довольно нескладно: много мусора, грязи. На пятом этаже ремонтируют туалет, никто не убирает. Но интеллигенция всегда интеллигенция, у нее только требования к другим.
Вечером час посидел над Лениным.
Позвонила Зоя Михайловна: умер Владимир Иванович Славецкий, 47 лет, прелестный, беззлобный человек. Он умер внезапно в метро, поехал в Дом литераторов, и на следующей остановке с ним случился сердечный приступ. Остались жена, дочь с ребенком, бесконечные заботы, которые его и сгубили. Совсем недавно я разговаривал с ним и отметил для себя, как он пополнел и какую-то нервность. Определенно я уловил некоторые предчувствия. Сейчас не могу себе простить, что даже не подумал над тем, чтобы представить его к должности профессора. Но ведь мог, он заслужил, читает основные курсы. Я все думал, как он еще молод. Только в молодые годы и радоваться своей молодости, уже обремененной знанием.
Спадает истерия, связанная с гибелью Старовойтовой. Уже начали говорить, что коммунисты здесь ни при чем.
30 ноября, понедельник.
С утра распорядился относительно похорон Владимира Ивановича. Институт буквально растаскивают, причем делают это не студенты, а персонал. В четверг Лидия Васильевна попросила материальную помощь на лекарства — 200; в пятницу Раиса Александровна попросила материальную помощь на лечение, снабдив просьбу анализами на кровь и мочу, у нее один из видов гепатита — 400 рублей. По Р.А. я провел расследование, и оказалось, что в 98 году она уже получила всяких социальных льгот и помощей тысячи на четыре. Екатерина Яковлевна ежемесячно приносит рублей на 250 счет за стенографирование ученого совета. А кроме этого, около 10 тысяч рублей нам обошлись похороны Буханцова, около десяти — похороны Саши Костюка и около десяти обойдутся похороны Славецкого.
Сегодня из Германии пришла телеграмма от Вольфганга Казака. Я ему посылал книжку В.К. Харченко. Казак пишет: «Уважаемый Сергей Николаевич, благодарю Вас за любезную передачу новой книги о Вас. Это хорошее подтверждение другого столбца, на котором теперь уже много лет стоит Ваша жизнь.
Наилучшие пожелания — творческие Вам, экономические для России».
Вечером ездил в Останкино для съемки в утреннюю передачу на первый канал. Все получилось неплохо, но, Боже мой, в каком жутком состоянии телецентр. Я-то ведь помню, когда там все блестало и сверкало. Теперь там драная мебель, лохмотья побелки по углам в вестибюле, вытертый линолеум. По-прежнему бродят толпы народа. Как райские птицы, по коридорам проносятся телеведущие в своих роскошных туалетах. Но почему же всем этим много заколачивающим людям так наплевать на дом, где они работают, на место, которое приносит им доходы!!!
1 декабря, вторник.
Только три события стоит отметить: обсуждали Сашу Дмитриева на семинаре, утром смотрел свое изображение. Телевидение в общем, понравилось, некий довольно спокойный, чуть усталый и ироничный человек, несколько даже свысока рассказывает о своей работе и об окружающей его молодежи. Сама физиология этого человека — седые волосы, уже полноватая и чуть сгибающаяся спина, худое лицо — это-то как раз на меня производило самое отвратительное впечатление.
Довольно успешно обсудили Сашу Дмитриева. На всех его бандитские рассказы произвели впечатление. В них много действия, эдакий Тарантино, одно цепляется за другое. Но есть напряжение, здоровая чувственность, злость по отношению к взрослому миру. Значит, если Саша защитится, я в нем не ошибся. Вот это чувство ответственности за следующий мой, нынче первый, курс не дает мне покоя.
Во второй половине дня ездил на радиостанцию «Говорит Москва» на Татарскую улицу. Здесь совсем другое дело по сравнению с Останкино. У радиозавода откуплено огромное здание, видимо, заводоуправление, и построен информационный центр. Вскоре сюда переедет и ТВ-6. Здесь потрясающий европейский дизайн, совершенно новые по планировке и звукозащите студии. Все будто из современнейшего американского фильма. Я заглянул в окно, выходящее во двор: естественно, сам радиозавод, находящийся за окном, тлеет. Нужна власть, а не промышленность. Станция принадлежит мэрии, а значит, готовилась, как мощнейший пропагандистский бастион на случай президентской кампании Ю. Лужкова. Какие огромные вбиты в это здание, в оборудование, в новейшую мебель и прекрасный дизайн деньги. Как долго этот господин в незатейливой демократической тельмановке готовился к десанту во власть! Слишком поздно приходят ко мне настоящие, не романтические мысли о политике. Я-то все надеялся, что в народном выборе есть место и для божьего промысла.
В государстве опять скандал. Сергей Беляев, бывший глава Госкомимущества, бывший глава парламентской фракции «Наш дом — Россия», уличен в грязной и мелкой манипуляции с квартирами: все время приватизировал, потом менял, сращивал, присваивал. В результате это обаятельный и кристально-честный ленинградец стал обладателем шестикомнатной квартиры в центре. Сколько честных людей столпилось под «крышей дома твоего», о, Россия! Газеты сегодня обо всем напишут, я слышал этот криминальный рассказ по НТВ.
2 декабря, среда.
Дмитрий Николаевич принес мне первую порцию откликов на ленинскую публикацию в Интернете. Завязали, правда, они довольно занятно, в виде вопроса, стоит или нет публиковать ленинские дневники, подменяя мои «мемуары» «дневниками». Правда, вся публикация привязана к ректору Литинститута, а далее к самому Литинституту, к правилам приема и т. д. Из ленинской публикации делаем рекламную кампанию. Как ни удивительно, но результаты есть. В день возникает до тысячи посещений нашей странички.
3 декабря, четверг.
Провожали китайцев, пришлось давать им обед в столовой у Альберта. На этот раз все расстарались: были фирменные «горшочки» и зажгли камин. Мы еще от института подарили им какую-то хохлому. Обидно, что только мы сами понимаем необходимость китайско-российских связей. Что-то делаем для этого, боремся за престиж страны, а ведь этого никому больше не надо.
По телевизору выступал в рубрике «Герой дня» Иосиф Кобзон. Он совершил в Думе «героический» поступок: под телевизионными софитами и при внимании всех телекамер, видимо, заранее оповещенных, отказался находиться в одном зале с Макашовым, положил цветы на обозначенное место Старовойтовой и удалился. Проделал он это все на высоком уровне. Сразу видно, что привык к публичности и что это Народный артист СССР. Все забыли о слухах, которые ходили о его предприятиях, доходах и прочих высокохудожественных деяниях.