Утром часовая прогулка по городу. Из отеля по центральной улице до кафедрального собора XVII века. Напротив собора на небольшой площади — бронзовая фигура Христиана IV, основавшего город. Плотный король, одетый в платье, чем-то напоминающее костюмы мушкетеров у Дюма, сам похож на Портоса. Лютеранская кирха сделана, как и подобает главной церкви королевства, с некоторой роскошью. На потолке — мозаики 40-х годов этого века, что-то довольно яркое. Можно поджать губы от недостатка «классичности», можно возражать против некоторого осовременивания истории Иисуса; но в целом — какое-то новое впечатление создается. Необычен алтарь: вместо заалтарного изображения — огромная резная (по дереву) картина «Тайная вечеря». Орган. Скамейки, производящие впечатление старых.
К 12 часам поехали в лучшую частную школу Осло. Что-то среднее между школой рабочей молодежи и дистанционным обучением. Все платное. Можно получить аттестат, который ты по каким-то причинам не получил раньше. Можно сдать экзамен, которого тебе до аттестата не хватает. Есть такие программы и договоренности: девушки учатся по два года за границей на медсестер физиотерапевтических кабинетов — бачала. Отчасти все эти проекты финансируются государством. Примерил все это на институт, прикинул деньги, которые платят здесь за год обучения. По сравнению с нами — чудовищные: 33 000 крон. К доллару это — 1 к 5. У нас за эти деньги можно получить элитное образование. Были на уроке английского: молодая преподавательница на прекрасном английском языке рассказывала о системах образования в Англии. У ребят лица хорошие. Все отлично ее понимали; если бы так обучали языку у нас! От самого здания школы у меня потекли слюнки. Вспомнил, что надо немедленно ремонтировать подвал под студенческое кафе с умеренными ценами на чай и кофе. Пусть сидят и треплются.
Ездили куда-то на гору, к замечательному трамплину, на котором проходили олимпийские соревнования, смотреть с вершины на Осло. Пол поил кофе и принес по куску лимонного пирога, — сколько ему это стоило, я боюсь и подумать. Рядом сидели старушки, глядели на вид, на город, на солнце, на туман, расстилающийся над фьордом, и жрали жареную колбасу, как грузчики. С Полом поговорили о «вкладе» в мировую литературу. Он сторонник большого стиля. Я говорил ему о Шолохове, Маркесе и Манне, а он мне — о Фаулзе. Я сказал, что это профессорская проза.
На обратном пути попали еще в парк Вигеланда. О парке много писали — это собрание обнаженных скульптур, объединенных исследованием человеческой жизни: любви, потомства, старости. Физические типы одни, но красоты от этого не убавляется. Особенно хороши скульптуры в движении. Это все как-то просто и впечатляюще. Как и в случае с Мунком, художник (он был, видимо, богатым человеком) работал всю жизнь и подарил все городу. Какой, оказывается, гигантской по результату и времени может стать человеческая жизнь.
У Пола с собой сотовый телефон. Иногда его кто-то вызывает из Дании. Каждый раз я вздрагиваю, потому что думаю: не меня ли?
2 февраля, вторник.
Еще раз смог оценить настойчивость Пола в осуществлении планов. Это путешествие было посвящено не только нашему любопытству и любознательности, но и развитию Эспиона. Его голос все время звучал в машине, как колокольчик, и я потрясался вдумчивости этого малыша, умению играть самому с собой, фантазиям, которые отражались на его личике. Итак, в день отъезда из Осло Пол поднял всех рано и коли обещал нам показать Норвегию, то показал. Но пока, при всей насыщенности нашей предыдущей программы, он отвез нас в замок — в слот. Эспион был в восторге. Один раз я видел его расстроенным, когда у трамплина ему не дали покататься на санках: в его городе снег редкость.
Впечатления от настоящей средневековой крепости опять не формулируемы, потому что здесь требуются описания, а зачем что-либо описывать, как еще делали в XVIII и XIX веках, описывать, когда существуют кино и телевидение. Итак, крепость на утесе над городом, старые деревья, тропинки, тишина, вид на город; понимание его географии с этой высоты. Понимание новых мест в последнее время приходит все больше не самим их видом, а собственным настроением, душевным подъемом, ощущением бодрости в теле и свежести на лице.
Прелестен был плотненький и веселенький солдат-часовой, возле которого мы все дружно на память сфотографировались. На нем — черная с белым кантом форма и шляпа с петушиными, черными же, перьями.
По дороге мы заехали в еще один замок. Это высоко на горе, с прекрасным видом на город и фьорд. Опять в копилку незабываемого. Я только оживился, когда вдруг прочитал на указателе «К монументу Карла XII». И все тут же обрело свой смысл. Король, о котором норвежцы знают не больше, чем о каком-либо другом короле, для меня — персонаж русской литературы и русской истории. Оказывается, именно возле этой крепости Карл XII был убит. Пол с готовностью сообщил и апокриф: убит пулей в спину. Значит, стрелял кто-то из его солдат. Почему-то в этот момент появилось размышление о Горбачеве. Для всего мира он — политический деятель, а для нас — злодей нашей русской истории.
He писал о богатстве Норвегии. Это самая дорогая и нынче, наверное, самая богатая страна в Европе. Источником этого богатства стала нефть, которую открыли в Северном море. Здесь самые высокие цены, но и высокие зарплаты и низкие налоги. Писал ли я о том, что, переехав границу, уже в Норвегии, я выпил самый дорогой в своей жизни чай — за 3 доллара?
Последние впечатления от Швеции, уже в Гетеборге. Совершенно современное, похожее на заводоуправление какого-нибудь металлургического завода, здание гетеборгской оперы — через оконные витражи видны склады, декорации, нутро театра. И двадцать минут, проведенные в книжном магазине. Рассматривал альбомы с фотографиями и книги по живописи.
3 февраля, среда.
Ребятишки наши расклеились: модное здешнее хождение без шапок, вольный режим. Миша потратил все деньги, полагаю, ублажая Олю и Таню, и теперь выписывает какие-то деньги из Москвы. У Марины начался приступ астматического бронхита — не у одного, значит, меня. Все сопят, кашляют. Оля и Таня предпочитают видеть жизнь в более веселом цвете, нежели ту социально аранжированную, которую нам показывают. В «Центр» мы еще ходили вшестером, а уже на ферму, кроме меня и Л. А., великодушно поехали только Алеша и Светлана.
При всей своей внешней устроенности «Центр» — это все тот же дом для престарелых. А старость есть старость, и у нее только молодые воспоминания. Все это задумано прекрасно; 42 однокомнатных бокса, в чем-то похожих на комнаты для стариков в Матвеевском, но побольше, до 30 метров. Этажом выше — спортивные залы, кружки, комнаты для шитья, лепки, керамические мастерские. Старикам сохраняют пенсии, их собственные квартиры так и остаются квартирами собственными, они их могут продать или завещать; а муниципальные они должны сдать. Решает проблемы социального призрения домашний врач и муниципалитет. Политика такова: пока старик может обслуживать себя, он должен оставаться дома. На этот вид социальной услуги есть очередь, но подобных центров в городе около 40. Кроме постояльцев, в центр в неделю приезжают или приходят до 1000 стариков — можно по годовому абонементу заказывать такси, это много дешевле. Приезжают они, чтобы просто провести время, позаниматься в кружках, поесть в дешевом диетическом кафе. Нас тоже здесь накормили — вареная картошка и морковка, два ломтика отварного мяса. За еду старики платят. Иногда в своих кухнях они объединяются по интересам: скажем, трапеза для диабетиков. Директор центра — энергичная, но уже пожилая дама учит мужчин-стариков готовить: оставшись без женщин, мужчины выясняют, что готовить не умеют.
В центре есть служащие, которые занимаются похоронами.
Во второй половине дня были на ферме. Хозяина зовут Йорген. Тридцатипятилетний парень, четверо детей, здоровый, предприимчивый, любит эту жизнь и эту работу. Ферму купил в рассрочку на 30 лет, взяв ссуду в банке. Много модернизировал, сейчас у него 90 коров, было 25. Механическая дойка. Все: ох и ах, вот бы нам так. Я стал потихоньку расспрашивать — и оказалось: за 1 га зерна государство приплачивает фермеру 2 300 крон, за 1 га зеленого гороха — 3 200 крон. Создана и отлично работает вся сложная система, соединяющая саму ферму с внешним миром. Через день приезжают за молоком, и к этому времени весь удой за два дня должен быть охлажден.