С одного из столов я взяла небольшой плоский прямоугольник, назначение которого оставалось загадкой. Но на нем удалось различить почти стертую надпись: «Destroy Eden», — было выведено замысловатым шрифтом. Да, если судить по этой фразе, тут отнюдь не мирными исследованиями занимались.
Лоа тоже на месте не стояла… Внезапно раздался жуткий скрежет, от которого захотелось заткнуть уши. Обернувшись, я увидела изумленную девушку, застывшую у одной из клавиатур. А за ее спиной — неизвестно, как образовавшийся — проем: в нем можно было различить ступени винтовой лестницы, уходящей вверх.
— Выход! — облегченно выдохнула я, — Спасибо, Лоа! Если бы не ты, мы здесь до старости сидели.
Она смущенно улыбнулась в ответ. Что ж, нам оставалось лишь идти туда и надеться, что на этом сюрпризы и приключения сегодняшнего дня закончатся…
На поверхность мы выбрались вполне благополучно, как оказалось, выход вывел нас в подвал… той самой старой церкви, откуда уже выбрались наружу. Что-то слишком часто в последнее время я оказываюсь рядом с ней — странное совпадение, не находите?
Впрочем, я была несказанно рада уже тому факту, что нахожусь не в заброшенных подземельях. Да и рация теперь может поймать сигнал: оставалось только вызвать кого-нибудь из Гонцов и, наконец, вернуться домой.
Глава 8
Умершие во сне,
Принимают за веру
Ненужные муки
Мне всегда казалось (впрочем, я вполне могу и ошибаться) что слова «борьба» и «бороться» связаны с пониманием невозможности победы. Точно так же они связаны с довольно-таки глупым словом, обозначающим понятие, свойственное только человеку — надежду.
Однако бороться (даже понимая, что обречен) тоже можно по-разному. Кто-то делает это с видом великого мученика, демонстрируя всем и вся свой подвиг, не уставая напоминать простым смертным о том, как труден и тернист «путь избранных». Лично мне такие «герои» не слишком по душе, даже если они не врут и не приукрашивают собственные достоинства. К счастью, подобные люди почти не попадались на моем пути. Есть и другие, вызывающие гораздо больше уважения: они никогда не жалуются, они, даже израненные и сломленные, будут продолжать улыбаться… Да, это тяжело, но легкие пути вообще редко ведут к достойной цели. Не знаю, к какому типу я отношусь сама, да и великие подвиги — не моя стезя. Наверное, все-таки, нахожусь где-то между тем и тем; конечно, стараюсь держаться большую часть времени, но могу и излить свои проблемы кому-то из близких.
Но в тот день даже самые сильные просто не знали, как отвести глаза, чтобы не было видно слез в них; не знали, как вымолвить хотя бы слово, чтобы голос предательски не дрогнул.
Есть еще один тип тех, кого я смело могу назвать героями: кто погибают в той самой борьбе.
Приказ Дилана «летать только парами» не спас от беды… сегодня погибли наши «близнецы» — Ян и Энн. Тайра видела, как на них накинулась целая свора крылатых Гончих, не меньше дюжины, по ее словам. Не прошло и минуты, которая понадобилась девушке, чтобы долететь до них, как псы уже скрылись, оставив только изуродованные трупы.
Не буду преувеличивать собственные силы и говорить, что держалась, несмотря ни на что… Нет, плакала, без рыданий, просто беззвучные слезы скатывались по щекам, а я не могла и не хотела их остановить. Глядя на куски окровавленного мяса — все что осталось от двух моих товарищей — было невозможно поверить… невозможно… Я прижала Тамару к себя, одновременно пытаясь защитить ее от жуткого зрелища под чопорным и безликим названием «похороны», и найти в ней хоть какую-то поддержку. Кайла сейчас не было в коммуне, как не было и многих из тех, кто охотился в подземельях. По понятным причинам погребение было решено не откладывать до вечера.
Больше всего я страшилась посмотреть в глаза Элизабет — матери Яна и тети Энн. Она всегда очень переживала за них, провожала в каждый рейд… А теперь я очень боялась увидеть во взгляде этой женщины, будто постаревшей в одночасье на несколько десятилетий, осуждение в адрес меня и всех Гонцов. Тех, которые все еще были живы. Чтобы не мучиться подобными мыслями и дальше, первой подошла к Элизабет и принесла ей свои неловкие соболезнования, произнесенные дрожащим голом.
Я ошиблась, и мне сразу же стало очень стыдно за собственные мысли. В темных запавших глазах женщины была только боль… В них просто не осталось места ни для какого другого чувства, в том числе и обвинений. Это страдание выжигало Элизабет изнутри, заставляло ее сгорать заживо. Чтобы понять ее, я пыталась вспомнить, что чувствовала на похоронах мамы и сестер… но память будто отгородила эти события полупрозрачной стеной: я видела только расплывчатые желтоватые лица и помнила, как крошки земли, горсть которой полагалось бросить в могилу, кололи судорожно сжатую ладонь. Все же время по-своему милостиво, оно не стирает воспоминания и не излечивает от них, только притупляет со временем. Пройдет несколько лет и от гибели Яна и Энн в моей голове останутся только смутные полуобразы. Возможно, оно и к лучшему, иначе человек бы попросту не выдерживал всех испытаний, которые приносит жизнь.
Гелий и Сильва тоже присутствовали тут. Конечно, они не плакали, так как почти не знали погибших, но все же скорбь оставила свою печать и на их лицах. Только Лоа не было на похоронах — я категорически запретила ей идти. Надеюсь, поступила правильно, решив, что девушке и так достаточно потрясений. А глядеть на разорванные тела, в которых еще недавно была жизнь, с которыми ты еще вчера общался и шутил… сказать, что тяжело и трудно — не сказать ничего. Все мы видели немало смертей, но эти, несомненно, были одними из самых ужасных.
Позже ко мне подошел Дилан.
— Тереза, — то, что меня назвали полным именем, только подчеркивала серьезность и трагичность этого дня, — Прости, ты была права, а я…
— Пожалуйста, не надо, Дилан, — попросила я, отводя взгляд, — Думаешь, правота мне сейчас в радость!? Как бы я хотела ошибиться тогда…
Осунувшееся лицо нашего «командира» исказила ненависть — ненависть к самому себе. Самое ужасное чувство, которое только может терзать человека.
— И все же, ты была права, — упрямо повторил он, — Из-за моей самонадеянности… из-за нее мы потеряли двух людей.
Я оборвала его резко, почти жестоко: — Если ты будешь винить сам себя, это не поможет никому — ни живым, ни мертвым! А если так уж хочется, подумай о том, какого сейчас Тайре…
Дилан замолк, видимо, обдумывая мои слова. После этого он выговорил медленно и без особой уверенности: — Я считаю, нужно отменить все вылазки и рейды, по крайней мере, на время.
— Это решение ты будешь обсуждать со всеми остальными, — твердо сказала я, — У нас пока еще равноправие, и голос каждого Гонца имеет равный вес, — черт, после этих слов чувствовала себя последней дрянью… Не знаю даже, почему так себя вела в тот момент. Может, какая-то очередная защитная реакция психики?..
А поведение Дилана в очередной раз вызвало у меня уважение.
— Да, это надо обсудить, — кивнул он, — Поможешь собрать всех?
— Уверен, что сейчас подходящее время?
— Именно сейчас самое походящее. Нужно решить этот вопрос, пока все еще могут рассуждать объективно, пока воспоминания еще свежи.
Я понимала, что он имеет в виду, то, о чем я уже размышляла сегодня. Через какое-то время — неделю, месяц, год — смерть «близнецов» уже не будет казаться такой жуткой и трагичной, постепенно мы примем ее как нечто должное, уже состоявшееся. Но сегодня, пока перед глазами у всех еще стоят картины похорон… да, это имеет смысл.
— Пойду, сообщу остальным, — уже готовясь уйти, я обернулась, — Лоа тоже звать?
— Она одна из нас. Да, — Дилан ответил именно то, что я рассчитывала услышать. Пусть я даже считала немного иначе — и не потому, что не видела в этой девушке равную себе… Я не хотела, чтобы Тамара стала одной из Гонцов; к счастью, она никогда и не грезила этим, моей сестренке хватало здравомыслия понять, какое дело ей не по зубам. По схожей причине я не желала видеть в наших рядах Лоа, ведь она стала для меня чуть ли не второй младшей сестрой, хотя мы и являлись почти ровесницами.