Объяснив, что мне срочно нужно идти, я на прощание чмокнула парня в щеку и, пожелав ему удачи, убежала в зал.
Судя по звукам, там уже велись споры. Я вихрем влетела в двери, заставив все взгляды устремиться в мою сторону.
— Садись, Тесс, быстрее, — Дилан махнул рукой. За те двадцать-тридцать минут, что мы не виделись, он будто стал выглядеть еще более усталым, даже измученным.
Первой молчание прервала Тайра, было видно, что она вот-вот сорвется в истерику — покрасневшие глаза, дрожащий голос, резкие «рубленные» фразы.
— Полеты нужно прекратить! — заявила она, не глядя конкретно ни на кого из нас, — Энн и Янн мертвы. И ради чего? Хватит… Это пора прекращать…
Честно, никогда не думала, что из всех Гонцов первой «сломается» именно эта девушка, всегда бывшая образцом силы воли. Тут я не выдержала и воскликнула: — Ради чего!? Черт, Тайра, как ты можешь говорить подобное? — я заставила себя немного успокоиться и заговорила уже ровнее, переводя взгляд с одного гонца на другого. — Они умерли, чтобы кто-то из нас смог прожить лишний день. Они умерли, потому что не желали отсиживаться в подвалах, как крысы, когда инопланетные твари захватывают наш мир. Я всегда надеялась, что все из присутствующих здесь считают так же. Жаль… жаль, если это не так.
Повисло напряженное молчание — не ожидала даже, что моя маленькая спонтанная речь вызовет такой эффект.
— Не ты ли сама еще недавно призывала нас всех к осторожности? — холодно спросила Тайра.
— К осторожности, а не трусости! И сдаваться сейчас… это просто… — замолкла, не найдя нужных слов. Но, похоже, все поняли меня и так.
— Тесс дело говорит, — подал голос Бен, — Не для того мы столько боролись, чтобы бросить все теперь!
Неровный строй голосов показал, что и остальные — большинство, по крайней мере — тоже поддерживают меня. Только Тайра сидела, нахмурившись, но винить я ее не могла. Кто знает, присутствуй я в тот момент рядом с «близнецами», смогла бы так легко произносить сейчас эти «гордые речи»?
Вот только мои мысли быстро стали далеки от вопросов, что обсуждались в этом зале… Я все думала и гадала: что там с Кайлом и удалось ли ему найти Лоа?..
Отыскать ее было не так уж сложно… Хотя, вероятней, парню просто повезло. Девушка могла направиться на все четыре стороны, и только чудом он пошел в том же направлении, что и она. Но вот ярко-рыжие волосы, разметавшиеся по земле, можно было без труда приметить еще издали. Так и случилось, Кайл тут же бросился в ту сторону.
Лоа, кажется, была без сознания. Пульс слабый, еле прощупывался, а мертвенная бледность наводила на не слишком хорошие мысли.
Тут только внимание парня привлекли какие-то обугленные железяки, напоминающие раздавленные и закопченные консервные банки. Запах в воздухе тоже витал соответствующий — гари и чего-то еще… горьковато-сладкого, что несколько веков назад (еще до времен катастроф) вызвало бы у человека ассоциацию с цветами на похоронах.
Лоа распахнула глаза, щурясь и моргая от лучей закатного солнца — в отличие от костюма, очки и противогаз она надеть забыла или просто не посчитала нужным. Увидев Кайла, она улыбнулась ему; девушка хоть и ощущала себя обессиленной донельзя, но при виде парня ей почему-то стало тепло и легко.
— Что здесь произошло? — растеряно произнес Кайл и сразу же добавил, нахмурившись, — Зачем ты сбежала? Представляешь, как Тереза переживает!
Девушка состроила виноватую рожицу, проигнорировав первую часть вопроса.
— Ладно, пойдем скорей. — Кайл протянул ей руку, помогая подняться, — Нужно доставить тебя домой, пока ты не умудрилась найти на свою голову очередные приключения.
Лоа кивнула, придав своему лицу серьезное, почти торжественное выражение, чем вызвала усмешку Кайла.
Странно смотрелись они — высокий, немного сутулый парень и девушка с волосами цвета заката — среди руин некогда великого города, мира, человечества. Одни из последних искр огня среди пепла. Сколько еще им осталось гореть? И дано ли разжечь пламя с новой силой?
Этот вечер стал особенным для всех нас; а я еще долго вспоминала его. Было решено провести день памяти по всем погибшим в последние годы. Вспомнили и мою семью: отца, убитого завалом; мать и сестер, которых в могилу свела болезнь… И, конечно, не были забыты все Гонцы свободного неба, разбившиеся или убитые, те, кого с нами уже не было. Когда дошли до смерти Энн и Яна, я не могла молчать. Встав, начала говорить, порой замолкая, чтобы проглотить, готовые пролиться слезы: — Все мы знали Энн и Яна — наших «близнецов», — эти слова почти у всех вызвали улыбку сквозь слезы: кузена и кузину действительно любили. — Всегда веселые, немного азартные, смелые… Есть много хороших слов, которыми их можно описать. Я считаю, мы обязаны помнить их именно такими. Задорными и отважными, теми, кто боролся. И мы не должны сдаваться и опускать руки, хотя бы ради них, ради всех погибших… — я замолчала, понимая, что больше ничего сказать не смогу. Рыдания, успешно подавляемые, комом встали в горле.
Много еще слов было сказано в тот вечер: теплых, но пропитанных горечью утраты. Больше всего меня удивила Сильва… Она где-то отыскала старую гитару: кажется, на ней когда-то играли… давно, я тогда была еще совсем ребенком. Подыгрывая себе, молодая женщина начала петь. Честно, не ожидала от хмурой Сильвы такого! Голос у нее оказался сильным, а песня — рвущей сердце… Сначала пела она достаточно высоко и лирично, слова я запомнила хорошо, будто они в печатались в мозг намертво:
После этих строк манера исполнения кардинально изменилась: темп игры ускорился, а голос Сильвы стал громче и в то же время, пронзительней и ярче:
Когда отзвучали последние аккорды — я хорошо могла это видеть — в глазах у многих стояли слезы. Эта песня… не знаю, кто ее сочинил, но она действительно цепляла за самую душу, наверное, потому что много близких и понятных слов было в ней для людей нашего времени. Впрочем, отчего-то казалось, что и личных чувств автора немало примешано к этим стихам. После этого я посмотрела на темноглазую женщину совсем по-другому…
Поздней ночью, когда я уже собралась возвращаться к себе в комнату, Сильва негромко окликнула меня. Я подошла к ней и произнесла:
— Спасибо тебе за песню… это было…. что-то невероятное!
— Не за что, — ответила она без улыбки, — Ты много сегодня говорила о борьбе, Тесс — на собрании Гонцов и вечером. Вот что я хочу спросить… ты действительно веришь во все это?
Нахмурившись в удивлении, я все же ответила: — Ну разумеется. Ты думаешь иначе?
Теперь она улыбнулась — а точнее, усмехнулась горько и немного снисходительно, как бывалый солдат улыбается, глядя на восторг новичка при виде сияющего и начищенного оружия. Один из них видел это оружие в действии, видел его, обагренным в крови. Другой же, пока замечает только красивую «игрушку». Я сама была почти такой же, когда только-только стала Гонцом. Нет, мне и сейчас нравилось летать, но я поняла, что это не развлечение. Это война. Поэтому подобное отношение мне было непонятно… и неприятно.