Она уже находилась снаружи, вся дрожа, но не от ветра и холода — от осознания собственной беспомощности. Из голубых глаз струились слезы, и впервые Лоа задумалась о том, что если бы пришлось выбирать из двух «зол» — она бы выбрала жизнь здесь, наверное, с этим мальчишкой, что был, как и она сама, всего лишь жертвой обстоятельств… Однако забвение искусственного рая по-прежнему оставалось предпочтительней.
— Я скучал, как же я скучал, принцесса моя… ангел… — он уже здесь, прижимает к себе ее худенькое тело, а она и не может сопротивляться. Мужчина сделал попытку поцеловать, но Лоа отвернулась, отчего тот растеряно разжал объятия:
— Что случилось? — голос удивлен, полон непонимания… но в нем уже зарождаются нотки возможного гнева.
Она подняла на него глаза, полные муки и прошептала одно-единственное слово, мольбу:
— Отпусти…
И расплакалась, падая на землю, уже безмолвно упрашивая закончить все это прямо сейчас. Ну ведь справятся остальные ангелы и без нее, правда!? Зачем тогда пытать ее, ведь можно просто отпустить…
Он замер в растерянности, напуганный и беспомощный. Понимающий, что ничем не может сейчас помочь. Даже, если бы нашел в себе силы сделать то, о чем она так просит — отпустить, вновь обрекая себя на одиночество — то не смог исполнить это в одиночку.
Легко поцеловав девушку в холодный, как у мертвеца, лоб, уходит… исчезает, чтобы попытаться найти выход.
И совсем уже скоро двое друзей, по странному стечению обстоятельств имеющих власть над судьбой этой планеты, спорят, не в силах прийти к единому решению.
— Мы выводим ее из игры, — это не просьба, не компромисс — хотя, без согласия второго, у первого ничего не получится. — Все зашло слишком далеко! — в темных глазах клубами дыма вьется гнев… но в них есть что-то еще. Страх. Дикий, совершенно не свойственный такому могущественному существу.
— Ты в чем-то обвиняешь меня? — медленно, с ударением на последнее слово спросил второй. Глядя со стороны на них, поражаешься тому, насколько разные… и одновременно, как похожи. Может, бездну между богом и дьяволом выкопали сами люди? А на самом деле — кто же они в таком случае?.. Те, кому просто дано больше сил, чем людям, решившие поразвлечься, наблюдая за действиями смертных? Не боги, в любом случае. И даже не демоны. Ведь ни те, ни другие по-настоящему не вмешиваются в человеческое существование.
— Нет… — но судя по интонации, на удивление плохо скрываемой — обвиняет, еще как. И от второго это не укрылось.
— А ведь она всего лишь такая, какой ее сделал ты. Как видишь, с ангелами, с которыми работал только я — все в порядке.
— Ой ли? — жестко, одними губами, ухмыляется первый. — Убийца, мертвый, разочаровавшаяся и… почти разочаровавшийся — действительно, все отлично.
— И все же ни один из них не заперт в клетке искореженного разума. Ты ведь сам отлично знал, чем рискуешь, когда давал девочке часть своей силы. По крайней мере, должен был догадываться, что это может разрушить ее изнутри…
— А я вот надеялся, что она выдержит…
Второй покачал головой, не осуждающе, скорее, просто задумчиво.
— Допустим, ты прямо сейчас пойдешь и отберешь у нее свою силу. Допустим даже, что ей от этого станет легче — хотя я бы и не стал этого гарантировать. Но ты ведь должен понимать, что на нее — именно такую, какой мы ее сделали: слишком сильную, не различающую добра и зла, но могущую действовать — поставлено слишком много.
— Понимаю. И мне плевать, — равнодушно произнес темноглазый, — Пусть хоть весь мир будет уничтожен…
— А ведь когда-то ты так рьяно изображал из себя человеколюбца!.. — хмыкнул другой.
— Как бы ты ни ценил что-то, всегда может отыскаться то, что станет гораздо дороже…
— В таком случае, — голубоглазый махнул рукой, — Поступай, как посчитаешь нужным. Не забывай только о том, что место твоей девчонки должен будет занять кто-то другой… И, боюсь, что его выберем не мы.
— Почему? — нахмурился тот.
— Потому что слишком сложную партию затеяли. Теперь эта игра живет по своим законам, а нам остается лишь наблюдать — что из этого выйдет.
Глава 10
Свет берется из затменья,
Суть рождается в сомнении,
Нужные слова — из тишины.
Расставанья и свиданья
В этом зале ожиданья
В общем знаменателе равны
Гелий улыбнулся мне — не то что напугано, но как-то смущенно — и я задумалась о том, что история, которую он собирается рассказать, похоже, не будет «доброй сказочкой на ночь».
— С чего же мне начать? — немного рассеянно спросил он, не обращаясь, кажется, ни ко мне, ни вообще к кому-то конкретному. Сейчас он сидел, скрестив ноги, на полу, а я сама устроилась на кровати. Почему-то с такого ракурса ангел выглядел гораздо моложе и… более земным что ли. Не богу объяснить, но в этой троице (Гелий, Сильва и, прежде всего, Лоа) с самого начала чувствовалось нечто такое, «сверх», отличающее от простых смертных. Дело не только в красоте — хотя, каждый из них был по-настоящему, безукоризненно красив — и не во внешности вообще. Что-то идущее изнутри делало ангелов теми, кем они на самом деле являлись, и в какой-то степени подавляло окружающих. Так вот, в данный момент этого чего-то я не чувствовала.
Он провел ладонью по лбу, убирая непослушные вихры. И, хотя Гелий не улыбался сейчас, возле глаз появились неглубокие морщинки.
— Знаешь, наверное, стоит начать с того, как я умер.
— Как ты… Что? — я чуть было не свалилась с кровати.
Моя реакция показалась ему веселой.
— А как по-твоему становятся ангелами, Тесс? Пусть даже такими… неправильными, как мы. Путь всего один — через смерть.
— Так ты… мертвец? — не без страха в голосе спросила я, в тоже время ощущая себя ужасно глупо.
Вместо ответа Гелий протянул мне руку ладонью вверх, я прикоснулась к ней.
— Чувствуешь, теплая? Пульс на месте, как и все остальные признаки жизнедеятельности… Нет, мы не мертвые. Тут все гораздо сложнее, — он замолк, вероятно, давая возможность переварить услышанное. Впрочем, подозреваю, что настоящие потрясения еще впереди.
Ангел начал говорить, не отнимая своей руки от моей. Почему-то я не была против…
— Сейчас меня поражает, с каким упорством люди готовы истреблять друг друга… Стоит немного отстраниться, взглянуть на картину в целом — и не может не ужасать количество войн и крови, пролитой по тем или иным причинам. Проблема в том, что отстраниться, пока ты сам находишься среди всего этого, почти что никогда не выходит… Тебе говорят, ты берешься за оружие и идешь убивать таких же людей, которых кто-то назвал коротким, оправдывающим любую жестокость с твоей стороны словом «враг»… Война страшна, но не в тот момент, когда ты сам являешься ее частью.
Я прекрасно понимала, что он имеет в виду. Наверное, до того странного сновидения, я и не представляла себе, в какое ужасное время мне довелось родиться. Не то что бы не знала совсем о его жестокости, но все равно воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Плохое, неправильное и… единственно возможное.
Так странно, что какой-то сон изменил мое мировоззрение, показал, что возможна и другая жизнь, лучшая и светлая, что разруха и озлобленность — не норма, как бы много их не было в нашей истории.
Вот только Гелий прав: пока идет война, а ты ее часть — разве возможно вдруг осознать и суметь пойти против ее суровых законов? В одиночку… или с жалкой горсткой смельчаков-безумцев? Приговор судьбы ясен — почти невозможно. Однако надеясь на это призрачное «почти», мы и продолжаем бороться.
— Я плохо помню сами сраженья — и вообще все, что было тогда, оно ускользает и расплывается. Кажется, что смогу вспомнить, если захочу, но… Зато четко и ясно в памяти сохранилось то, что было незадолго до моей гибели, — взор Гелия затуманился, стало понятно, что он мыслями и душой где-то далеко… или давно… отсюда. — Небольшая передышка между боями, настолько крошечная, что не успел еще рассеяться дым от выстрелов, только тихо очень. Единственные звуки — стоны и вздохи раненых и умирающих, да изредка звучат какие-то команды, которые никто не торопится исполнять. Я был в палатке, которая служила лазаретом, вместе со своим соратником — имени его я не помню, да и не были мы друзьями. Никого кроме нас там не было, а он оказался серьезно ранен, и практически не подавал признаков жизни. Я собирался выйти, чтобы позвать кого-то на помощь, но вдруг у меня закружилась голова, я споткнулся, чувствуя, что ноги отказываются держать… Перед тем, как потерять сознание, я успел заметить, что воздух стал пахнуть как-то иначе — очень странная смесь свежего запаха, какой бывает после дождя, и чего-то мерзкого и тухлого…. Пришел в себя я ненадолго; голова раскалывалась, слабость не дала сопротивляться… Последнее, что помню из жизни: оскаленное лицо боевого товарища — того самого, раненого, что был в палатке — с пугающими закатившимися глазами. В его руках был нож, он бросился на меня мгновенно, не оставив ни единого шанса… До сих пор не знаю, что за безумие его настигло, и как чуть живой боец вообще смог на кого-то напасть… Хотя, это и неважно. Вот так я и погиб, — заключил ангел, устало опустив голову. На его лбу поблескивали капельки пота, как будто воспоминания вытянули из него много сил.