– Стена разваливается, – простонал Талал.
Он сумел снова взвалить Квору на плечи, хоть и шатался под ее весом, как дряхлый старик.
Гвенна глянула на нависшую над ней угрозу. Она не смогла бы сказать, откуда взялась уверенность, но весь многолетний опыт подсказывал, что стена еще не готова рухнуть. Не сейчас, не сразу.
– Я за Джаком, – сказала она. – А вы шевелитесь.
Пилот в дальнем конце зала обернулся сновидением, кровавым кошмаром. Он убивал зеленых рубашек, даже тех, кто пытался бежать, и пробирался все глубже. Сквозь гул пожара Гвенна слышала его дыхание, ловила рваные слова.
– Иду, – выдыхал он. – Держись, Король, я иду.
Два или три опаленных мгновения ей казалось, что он и вправду пробьется. Домбангцы, еще не опомнившиеся от внезапной атаки и перепуганные пожаром, метались врассыпную от его блестящих клинков, бросались в сухие бассейны, шарахались в стороны, валились на спину. Тех, кто не отступал, Джак убивал быстро и беспощадно. Она почти забыла, какой он большой и сильный, потому что, планируя вылеты, никогда на его силу не рассчитывала. А сейчас, глядя, как он идет по колено в крови, вспомнила его природную мощь.
Мощь, бессильную против арбалетного болта.
У нее на глазах пилот запнулся, его развернуло, из живота выросло древко. В горле у Гвенны словно застрял копейный наконечник. Джак устоял на ногах, он еще рубился, пробиваясь к Королю Рассвета.
– Иду… – булькнул он, словно ему и язык порвало стрелой.
Он и теперь мог бы выжить – у кеттрал раны заживают быстрее обычного, реже загнивают, – но зеленые рубашки, почуяв его слабость, пошли в наступление. Джак убил еще двоих, прежде чем листовидный наконечник копья выпустил ему кишки.
Король услышал его вопль и рывком повернул большую голову. В черных глазах блеснул огонь. Джак снова взревел, и с дальнего конца Бань ему ответила птица. Два крика сплелись воедино в горячечном гневе и боли. А потом кто-то сзади рубанул пилота по шее, и птичий крик остался один.
Горячая кровь забрызгала Гвенне лицо, сделала скользкими ладони. Дыхание хрипело в горле. Со всех сторон был огонь, но ей стало холодно, когда один из зеленых рубашек подхватил тело погибшего пилота и куда-то потащил. Кеттрал не так уж часто гибнут. Такой труп – важный трофей.
Половина ее души рвалась в бой. Вранье! – она рвалась в бой всей душой: метнуться в толпу и убивать, убивать, убивать, пока не придет ее черед принять копье в лицо или клинок в почку. Ее удержал голос Талала.
– С ним кончено, Гвенна, – донесся он сквозь хаос.
Она ощутила себя гранитной статуей. Чтобы повернуться и шагнуть назад, надо было переломить в себе что-то такое, что никогда уже не починишь. Иногда это и значит – быть солдатом: вся выучка, вся стратегия и тактика отступают перед способностью ломать, и ломаться, и сломанной жить дальше. Джак – не первый друг, погибший у нее на глазах. И не последний. Теперь надо думать о трех оставшихся соратниках по крылу. Она повернулась спиной к окровавленному телу, к зеленым рубашкам, к собственной ярости и пошла к тем, кого еще могла спасти.
Дверь в огне, но им это нипочем.
– Вперед! – Она махнула Талалу и Анник. – Уходите!
Анник не двинулась с места.
– Мне надо убить Короля, – сказала она.
Голубые глаза в свете пожара отливали кровью, лицо безучастно застыло. Словно собиралась подстрелить рябчика.
Полмгновения Гвенна колебалась. Снайперша, как всегда, заглянула в ледяное, застывшее сердце катастрофы. Птица наверняка обречена, но «наверняка» им недостаточно. Хуже гибели Короля может быть только одно: если домбангцы его захватят, переучат, обратят против империи. Вряд ли у них получится, и все же…
– Стреляй, – отозвалась Гвенна.
Невозможно было представить, что громадного Короля Рассвета легко убить тонкой палкой со стальным острием. Чаще всего это и было невозможно. Гвенна видела, как кеттралы возвращались с заданий, испещренные стрелами, болтами, обломками мечей и копий. Только весь этот металл втыкался им в грудь, в крылья, в лапы.
Стрела Анник сорвалась с тетивы, свистнула в воздухе, пронзила языки пламени и горящей вошла Королю в глаз. Птица раскрыла клюв для крика, но вышел только надтреснутый хрип. Отчаянный хлопок крыльев приподнял кеттрала в воздух и тяжело уронил; Король забился, как певчая птица в клетке. Анник выпустила вторую стрелу. Эта вошла в другой глаз и сквозь него – глубоко в мозг. Последний аннурский кеттрал взметнулся, сшибив десяток зеленых рубашек, и рухнул на бок. Одно крыло тщетно вскинулось в поисках опоры, а потом он содрогнулся и вытянулся, как будто поймал наконец поток, и теперь оставалось только скользить по воздуху к спасению…