Лоб вестника взмок. Сейчас он выглядел еще белее, чем утром на мосту.
– Нет, мы слышали, – ответил Рук. – Великая святая цель и все такое прочее. Но кто он такой?
– Наш источник и очиститель. Тот, кто явится, чтобы сломать вас и сложить сызнова.
– Вот за такие разговоры, – строго напомнил Рук, – тебя чуть не убили на мосту.
– Убийство… – Лежащий слабо покачал головой. – Что моя смерть, что значит одна моя жизнь против всего, чем я был и стану?
Рук дернул плечом, отгоняя досаду.
– Говоришь, у него войско…
– Не войско – воинство. Великая армия его людей.
– Прекрасно. И откуда они? Сколько людей?
– Все.
– Все?
– Каждая женщина, мужчина, ребенок из каждого хоти. Андара-бхура, шашкта-бхура, шава-бхура, все…
Слова сменились кровавыми пузырями.
– Мы не понимаем, что это значит, – покачала головой Бьен.
– Не важно, – возразил Рук. – Никакое воинство и десяти шагов не сделает по дельте.
Взгляд вестника исполнился веры.
– Владыка уже в дельте. Пока мы с вами говорим, он идет на ваших богов.
– Мы почитаем Эйру, госпожу любви, – не сводя с вестника глаз, ответила Бьен. – Трое – не наши боги.
Она оглянулась на Рука. Тот медленно кивнул, но в то же время на него нахлынули воспоминания: широкие плечи катающего его на закорках Ханг Лока, ласковые шлепки Кем Анх, вкус рыбы, выхваченной ими из блеска речной ряби. Бьен права – они для него не боги. Для Рука Лакатур Лан Лака они были куда ближе богов.
– Как понимать, – осторожно спросил он, – что твой бог «идет на них»?
– Он идет принять их покорность и клятвы верности, – горячо закивал раненый.
Рук попытался вообразить Кем Анх покорной чему бы то ни было. Его разум не принимал этой мысли. С огромным усилием он мог бы вообразить ее мертвой – Синна как-никак убили, что бы ни думали об этом домбангские жрецы, – но представить, что кто-то принудит ее покориться…
– Если он, этот твой Владыка, существует и в самом деле вошел в дельту, то он уже мертв.
– Он не мертв, – с пугающей уверенностью замотал головой раненый. – Умри он, я бы узнал. Я бы почувствовал.
– Как почувствовал? – насупилась Бьен.
Вестник указал на свой ошейник. Рук принимал его за изделие из кожи змеи или иного чешуйчатого создания, но, склонившись поближе, увидел, что это не просто кожа. Ошейник был толще ремня, круглый в разрезе, словно кто-то отрубил голову и хвост целой змее и сшил туловище в кольцо. Когда Рук протянул палец, чтобы его пощупать, вестник отпрянул, оскалил окровавленные зубы.
И Рук увидел, как ошейник пронизала судорога. Под чешуйчатой кожей пробежала рябь, словно живая змея стянула кольцо и замерла.
Все смолкли. Под потолком билась попавшая в фонарь бабочка, колотилась хрупкими крылышками о высохшую чешую.
– Что это? – спросила наконец Бьен, не сводя с ошейника темных глаз.
– Мой аксоч.
– И что же такое этот аксоч? – негромко поинтересовался Рук.
– Знак благосклонности, – звенящим от гордости голосом ответствовал вестник, – в глазах моего Владыки.
– Он… – Бьен запнулась, не зная, как спросить. – Он живой?
– Пока я жив, жив и он. Он питается моей силой.
Рук с отвращением рассматривал мясистое кольцо. Дельта служила обиталищем десяткам существ, питающихся живой плотью: кишечным мухам и летним глистам, мясным кукольникам и глазным осам… Жуткие, омерзительные твари, и все же они, вгрызавшиеся и внедрявшиеся в тела, всегда представлялись Руку естественными. Они, как все живое в дельте, нуждались в пище и стремились оставить потомство. А эта штука на шее вестника, этот его аксоч был каким угодно, только не естественным, и вовсе не живым, а извращенной пародией на живое.
– А что бы ты почувствовал, если бы умер твой Владыка? – спросил Рук.
Раненый поднял палец и погладил чешую аксоча. Со лба у него текло, кожа в свете фонаря была мертвенной, но он улыбался, словно святой, узревший свое божество.
– Аксоч соединяет меня с ним. Так я ощущаю его милость и неудовольствие. – При слове «неудовольствие» по лицу раненого прошла тень и тут же растаяла. – Я и теперь его чувствую.
Бьен оглянулась на Рука – тот мотнул головой.
– Что именно ты чувствуешь?
– Его мощь. – Мужчина содрогнулся, закатил глаза. – Я чувствую, как он несется сквозь камыши, я чувствую, как бьется кровь в его жилах. Он нетерпелив. Он охотится.
– На кого охотится?
– На ваших богов.
Рука от этих слов пробрал холод.
– По-моему, ты говорил, что Трое нужны ему в союзники, – заметила Бьен, нахмурившись.
Вестник встряхнулся, избавляясь от овладевшего им видения, и устремил на женщину горячечный взгляд.