Паттик взглянул обиженно, а Чо Лу только улыбнулся.
– Конечно, командир. Просто для нас честь ехать с вами рядом.
Честь… Будто она какой-нибудь сраный герой.
Поднажав, они могли бы добраться до Пирата за день. Но император сообщила, что на загрузку и подготовку судна к плаванию уйдет два, и потому они остановились в гостиничке между западным портом и столицей. Чо Лу пошел нанять комнаты, Паттик занялся лошадьми, и Гвенна с Килем остались наедине в отдельной столовой, выделенной для них усердной хозяйкой. Та принесла ужин: куропатку, фиги, козий сыр, ломтики плодов огневки и бутылку вина.
Гвенна на еду не смотрела. Живот свело в узел. Любой кусок во рту отдавал пеплом. Ей в последнее время все снилось, что она задыхается насмерть, и при взгляде на фиги представлялось, как они разбухают, забивают горло, перекрывают воздух, как она рвет себе глотку…
– Вам надо поесть, – сказал Киль.
– Думаете, император выбрала бы для задания того, кого надо кормить с ложечки?
Историк пожал плечами, оторвал ножку куропатки и стал зубами сдирать мясо с косточки. Гвенна смотрела, как он жует.
Ей здесь не нравилось, в этой комнате. Хотелось быть уже далеко, на борту судна. Хотелось с кем-нибудь подраться, кого-нибудь убить. Почувствовав подступающий гнев, она сжала кулак. Сидя в отдельной столовой и любуясь, как историк лопает куропатку, ничего не исправить, но комната для нее еще не готова, а в общем зале поджидают Паттик и Чо Лу с круглыми глазами и десятком вопросов. Она заставила себя взять ломтик огневки, прожевать и проглотить. Чтобы драться, нужны силы, а кроме того, у нее накопились вопросы к императорскому историку.
– Чего я не знаю? – спросила она, не сводя с него глаз.
Киль перестал жевать.
– Полагаю, список выйдет длинным, – шевельнул он бровью.
Хорошая шутка, но иронией от него не пахло. А пахло гребаным камнем.
– Вы лич? – не отступилась она.
Такой вопрос почти любого заставил бы встрепенуться. Кеттрал с личами сотрудничали, но все прочие аннурцы их сжигали, вешали или топили. Килю следовало бы обидеться, возмутиться. А он выразил разве что умеренный интерес.
– Почему вы спрашиваете?
Гвенна замялась. Ответив честно, она выдала бы собственный секрет. Только кеттрал знали о Пробе, сларнах с их яйцами и даром обостренной восприимчивости.
– Я неплохо разбираюсь в людях. Какой у вас колодец?
– Я не лич, – покачал головой историк.
– И не простой историк.
– Простых не бывает.
На это трудно было найти ответ. Сама Гвенна простой солдат. Вернее, была простым солдатом до разжалования.
– Ради чего вас послали со мной?
– Как объяснила вам император, ради моих знаний о Менкидоке. И не только.
– Все ваши знания о Менкидоке – из кипы книг тысячелетней давности.
– Некоторая их часть – да.
– Вы работали с картами и записями кшештрим, которые вымерли уже… сколько?
– Приближенно – десять тысяч лет назад.
– Вот-вот. Десять тысяч лет назад. Планируй я вторжение в Эридрою по кшештримским картам, меня ждал бы нехилый сюрприз – целая империя невесть откуда взялась.
– Береговая линия не исчезла вместе с кшештрим, хотя могла несколько измениться. И новые горы за последние десять тысяч лет из земли не выросли.
– Вы здесь не чтобы показать мне побережье и горы. На то есть карты.
– Не все в Менкидоке отмечено на картах.
Сказано было достаточно сдержанно. Он выбрал на блюде фигу и стал задумчиво жевать. Не с таким видом обсуждают затерянный континент. С таким видом вообще ничего не обсуждают. Штука в том, что Гвенна его наружности не доверяла.
– Вы там бывали, – сказала она, помолчав.
Другого объяснения быть не могло.
– Очень давно, – подтвердил историк.
Гвенна кивнула на его кривой нос, переломанную челюсть, пальцы.
– Это все оттуда?
– Повреждения? – Ученый взглянул на свои ладони. – Нет, большая часть получена значительно позднее.
– Что вы там делали?
– Изучал.
– Что изучали?
– Историю.
Она нахмурилась:
– Я считала, историки интересуются людьми. Что им делать там, где людей нет?
– В тех краях не всегда было так пустынно.
– Всю историю Аннура континент необитаем – на всем протяжении письменной истории человечества.
– Люди, – заметил Киль, – не так давно научились писать.
Он вернулся к куропатке, а слова так и остались висеть между ними. Гвенна следила, как он ножом и вилкой разбирает грудку. Она всю жизнь ела мясо: баранину, свинину, говядину, оленину – все, что можно изловить или подстрелить на аннурской земле, но вид отделяющего мясо от костей историка вдруг напомнил ей Талала в дверях Бань: кровь хлещет из ран, кожа опалена, словно его поджарили на вертеле.