Симона удивленно подняла голову:
— Твою… но я не позволю тебе лгать ради меня.
— Тише, любимая. Это не ложь. Рулевой видел почти все из рубки. Пикенз получил по заслугам. Господи, ну и довел же он меня.
— Но я не твоя невеста!
Он осторожно притянул ее к себе:
— Невеста, любимая. Я объявлю маршалю, что мы поженимся в Джефферсонвилле. Я найду мирового судью. Затем мы заберем новый пароход, который ты наречешь «Симоной».
Она пристально смотрела на него, открыв рот.
Арист продолжал:
— Ты тайно сопровождала меня, потому что твоя семья не одобрила наш план пожениться вдали от дома и провести медовый месяц в пробном плавании.
Симона взорвалась:
— Какая самонадеянность! Кто позволил тебе планировать свадьбу и медовый месяц, не спросив меня? Именно то, что следовало ожидать от креольского плантатора, за всю жизнь не ударившего пальцем о палец, чьи желания выполняются его рабами…
— Да, возможно, ты права, но ты любишь меня, Симона. Ты будешь отрицать это? И похоже, ты не сможешь обойтись без меня.
Она глубоко вздохнула, но он не стал дожидаться новых язвительных замечаний.
— Я также расскажу ему, что мы обвенчаемся, когда вернемся домой. Нельзя лишать твою мать удовольствия увидеть, как твой отец вверяет свою дочь мне на глазах всего Нового Орлеана в соборе Святого Луи. Пусть все увидят, что мы обвенчаны по обряду.
— Ах, дорогой, — прошептала она с полными слез глазами, — ты не можешь жениться на женщине, которую подозревают в том, что она предавала друзей и семью, помогая беглым рабам, — женщине, которая может опозорить твое имя и репутацию Бельфлера.
— Разве ты только что не смеялась над моей «честью джентльмена»?
Она смахнула слезы:
— Возвращайся в Новый Орлеан без меня! Найди себе юную, воспитанную в монастыре жену. Или… или женись на Элен де Ларж.
Он заставил ее замолчать, нежно прижав распухшие губы к ее губам.
— Ты услышишь, наконец, что я говорю, невозможная женщина? То, что было между мной и Элен, просто удовлетворяло наши нужды одно время, но это не было любовью. Я не знал, что любовь существует, пока не нашел тебя. Я выполню обещание, данное Филиппу, присмотрю за ней, она получит мою дружбу. Не больше. — Его губы изогнулись в ухмылке. — Ну, может быть, я позволю ей быть крестной матерью одного из наших детей.
— О, ты — чудовище!
Он обнял ее:
— Моя дорогая Симона, послушай меня. Мы могли бы жить на Севере. Я могу вести свои дела из Огайо, где живут многие мои клиенты, а мой агент работал бы в Новом Орлеане. Но я этого не хочу.
— И я тоже!
— А что ты хочешь, любимая?
— Чтобы ты оставил меня. Пожалуйста, уходи. Ты мог утонуть!
Он снова поцеловал ее очень ласково, и понимающе сказал:
— Отдохни пока. Мы поговорим позже.
Когда она снова открыла глаза, в ее каюте было двое: мужчина в темном сюртуке и кожаных брюках и женщина в накрахмаленном белом чепце и длинном белом фартуке под темным плащом.
— Я доктор Бартон, а это сестра Хобсон. Маршаль сейчас разговаривает с вашим женихом, а потом хотел бы увидеться с вами. Как вы себя чувствуете?
«Он мне не жених!» — воскликнула мысленно Симона, а вслух сказала:
— Вас прислал месье Бруно?
— Капитан Эдмондс уполномочил меня обследовать ваши ушибы и посоветовал маршалю выяснить у вас, как вы их получили.
Доктор ощупал шишку на ее голове.
— Больно?
— Очень.
— Я советую вам не вставать с постели и не садиться, пока шишка не пройдет. Я договорился с капитаном Эдмондсом. Сестра Хобсон останется с вами на несколько дней, чтобы проследить, как вы выполните мои назначения. Вы сможете сейчас поговорить с маршалем?
— Да.
Симона решила не лгать маршалю.
Маршаль вошел через несколько минут. Дородный мужчина в синей форме с золоченой звездой на груди. Доктор сказал:
— Пожалуйста ограничьте свой визит несколькими минутами.
Маршаль кивнул и подошел к Симоне. Он внимательно посмотрел на ее синяки, и она сжалась от мысли, как, должно быть, безобразно выглядит, но его лицо осталось невозмутимым.
— Мисс Арчер, я должен задать вам несколько вопросов и надеюсь, что они не огорчат вас. Вы знаете человека, который ударил вас?
— Я видела его раньше, месье.
— Где?
— Он приезжал на плантацию моего отца, когда искал беглую рабыню месье Бруно, и, когда ему не дали разрешения обыскать хижины рабов, он избил хлыстом нашего надсмотрщика, серьезно ранив его. Мой отец приказал ему покинуть нашу плантацию.