Это было трудно. Когда «повозку» ставили на брёвна и заводили в воду, для этого хватило сорока человек. Теперь же за верёвки взялись сотни людей — в первую очередь гребцы и матросы. Двигаясь в такт барабану, одновременно делая шаг и натягивая верёвки, люди издавали единое звучное «хэй». Груз в «повозке» становился на один шаг ближе к цели. Мачта с убранными парусами вздрагивала. Флаг на верхушке то развевался, то опадал.
Мехмед был рядом и наблюдал за движением судна по суше. А меж тем вторая «повозка», установленная на смазанные брёвна, повезла ещё одно такое же судно вслед за первым. И ещё. И вот уже целый караван.
Султан был весел и доволен, а Шехабеддин мысленно просил Аллаха, чтобы ни одна из «повозок», с таким трудом движущихся вверх, не скатилась вниз, ведь, если бы это произошло, она бы столкнулась с теми, которые следовали за ней… возможно, даже опрокинула бы некоторые, повредила груз. Сказать Мехмеду о том, что расстояние между повозками надо увеличить, евнух не осмелился. Султан хотел действовать быстро, а это значило, что караван не должен растягиваться.
К концу первого дня переправили достаточно судов, чтобы можно было сказать, что турецкий флот вошёл в залив. И именно об этом объявил Мехмед, когда собрал на берегу залива большинство тех, кто видел недавнее наказание Балта-оглы.
— Я говорил вам: если мой флот не может войти в залив к румам по воде, то войдёт по суше. И вот посмотрите!
Возле берега покачивались небольшие турецкие корабли, с каждой минутой всё больше превращавшиеся в тёмные силуэты на фоне золотистых волн. Они стояли далеко друг от друга, чтобы не закрывать обзор пушкарям Заганоса, готовым в любую минуту снова отогнать подальше все суда франков и румов, если вздумают напасть.
Сами по себе малые турецкие корабли не стали для врагов серьёзной опасностью, а переправить в залив крупные суда Мехмед не мог — слишком тяжёлые, — и всё же он одержал большую победу — доказал, что теперь его приказы выполняются. Матросы турецких кораблей, стоя на палубах, славили султана, и теперь эти славословия были искренними.
— Завтра мы переправим новые корабли, — сказал Мехмед, когда крики утихли. — Наша сила победит хитрых румов. Никакие цепи поперёк входа в залив не помогут им. Никакие стены. Мы возьмём этот город!
Затем султан уехал, а Шехабеддин остался, видя, что Заганос продолжает стоять на берегу и беспокойно вглядываться в даль — туда, где сгрудились вражеские суда.
— Чем ты встревожен, мой друг? — спросил евнух, становясь рядом.
Заганос жестом велел своей свите отойти подальше, чтобы она не подслушивала, и заговорил нарочито тихо:
— На месте врага я бы напал на наши корабли немедленно. Пожертвовал бы одним судном, но поджёг все наши. Ветер дует в нашу сторону. Сейчас такое нападение удобно совершить.
Шехабеддин посчитал, что опасения не лишены оснований, но решил успокоить друга:
— Заганос, ты говоришь так потому, что у тебя отважное сердце. А румы не такие. Они все трусливы и осторожны.
— А как же великий правитель румов Искендер? — спросил Заганос. — Он был очень отважен.
— Отважен, как и ты, мой друг, — улыбнулся евнух. — Но румы давно выродились. Они недостойны своего великого предка. А их союзники франки хоть и более смелы, но не станут отдавать свои жизни лишь затем, чтобы помочь румам. Франки не глупы. Вот почему я думаю, что никто не нападёт на наши корабли.
— И всё же я выставлю дозоры на нашем берегу вплоть до выхода из залива.
— Это разумно.
Оба ненадолго замолчали, глядя, как волны залива блестят в сумерках, а затем Заганос сказал:
— Хорошо, что ты здесь. Хорошо, что наш повелитель позволил тебе сопровождать его, а не оставил в Эдирне.
— Я тоже очень рад этому, — ответил Шехабеддин и добавил совсем тихо: — Иногда мне кажется, что на его решение повлияла лишь одна моя беседа с ним. Я сказал, что у нашего повелителя сердце Искендера и что он рождён повелевать румами. Я сказал, что столица румов покорится Ис-кендеру и что я хотел бы своими глазами увидеть, как новый Искендер явит себя.
Заганос нахмурился:
— Что? Ты ведь всегда говорил, что новый Искендер — это я.
В его голосе слышалось что-то похожее на ревность, поэтому евнух примирительно улыбнулся:
— Ты тоже Искендер.
— Но разве может быть два Искендера? — продолжал хмуриться друг.
— А почему нет? — Чтобы Заганос перестал обижаться и дослушал, Шехабеддин встал напротив него и заглянул в лицо, ещё достаточно различимое, несмотря на сгущающийся мрак. — Разве не может в одной и той же стране быть два героя одновременно? И это не значит, что один из них менее достойный.