Правда, когда оно началось, уехало вовсе не так много людей, как ожидалось. Оставшимся просто некуда было деться, и потому они надеялись, что в город явится помощь от папы римского и католических стран. Арису это рассказал хозяин гостиницы, где новоприбывший снял комнатку.
Через некоторое время Арис перебрался из гостиницы в домик к одной старухе, где жильё было дешевле, а хозяйка — болтливее. «Мне и делать ничего не надо. Она сама делает за меня всю работу», — думал юноша каждый вечер, когда старуха согласно договорённости приглашала его за свой стол и ставила перед ним миску с супом. Пока Арис ел, она рассказывала все новости, что слышала утром на рынке.
Старуха не была одинока. За день она, конечно, успевала поговорить о том же и с соседками, и с дочерью, жившей неподалёку, но, видя, что жилец слушает с уважением и вниманием, повторяла всё ему. Ворчала о повышении цен на хлеб, рыбу и зелень. А ещё беспокоилась, что в храме, куда она ходит, вдруг станут служить «по-новому», то есть в соответствии с Унией. Также жаловалась, что в город понаехали генуэзцы и венецианцы, которые приобрели большое влияние на василевса, и это, конечно, из-за них он решил поддержать Унию. А позднее сетовала, что генуэзцев и венецианцев приехало слишком мало и что их не хватит для защиты города:
— Новых ждать не приходится. Но, может, всё же пошлёт нам Бог помощь.
Арис, слушая про «Божью помощь», едва мог сдержать улыбку, поэтому поспешно совал в рот очередную ложку с похлёбкой. Эх, знала бы старуха, кому всё рассказывает и как усердно помогает своим страхам по поводу турецкой опасности сбыться!
Юноше, который дни напролёт бродил по улицам и слушал разговоры, не удавалось узнать больше, чем знала эта собирательница сплетен. Иногда даже появлялась мысль: «А если никуда не ходить? Остаться дома, а вечером послушать отчёт? Я ведь буду знать то же самое». Правда, тогда пришлось бы объяснять старухе, откуда берутся деньги на постой. Она была уверена, что жилец перебивается случайными заработками и надеется найти себе постоянное место.
Так продолжалось до начала весны, когда распространился слух о приближении турецкой армии и Арис решил съехать. К тому времени в городе появилось много покинутых домов во Влахернском квартале, поэтому юноша собирался обосноваться там.
Старухе сказал, что уезжает, и она сразу заворчала:
— Лучше б в ополчение вступил. Если не к мечникам, так к лучникам. Не хочешь? Я так и знала.
«Ну вот опять, — думал Арис. — Опять я что-то должен. Я платил за стол и кров, но ей мало, и я должен отдать ей свою жизнь. До последнего вздоха защищать город, который мне даже не родной. Ничего я тебе не должен, бабка».
Правда, на мгновение Арис задумался, а не последовать ли совету. Если записаться в ополчение, то легко получилось бы узнать, как устроена оборона города… Однако вместе с выгодами появились бы и неудобства. Арис, записавшись на службу, не смог бы располагать собой. Если ты воин, за тобой всё время кто-то следит: хорошо ли ты несёшь службу и не оставил ли свой пост. Нет, лучше было побродить рядом со стенами и издалека оценить количество защитников, их вооружение и то, какие приспособления на стенах установлены. Долго, но зато без риска. Это лучше подходило для «верной тени» турецкого господина, больше соответствовало её привычкам и склонностям.
Позднее, когда начались бои, Арис всё же оказался в числе воинов на стенах, но не совсем настоящим. Во время одного из боёв на северо-западном углу укреплений близ Малого Влахернского дворца тень, наблюдая из переулка, заметила, что один из защитников в латных доспехах упал со стены, поражённый турецкой стрелой, попавшей куда-то в область лица.
После такого человек не выживет, особенно если ещё и упал с высоты. Латы, меч в окованных ножнах и металлический шлем звонко стукнули по камням мостовой, когда тело бухнулось вниз, вздрогнуло и замерло.
Арис тут же подбежал, ухватил труп под мышки и потащил по улице, но не к тому дому, в котором устроил себе ночлег, а к другому. Если бы кто-то спросил, что такое происходит, тень ответила бы, что тащит тело своего старшего брата.
По вечерам, когда бои прекращались, к стенам постоянно приходили люди, чтобы забрать убитых, поэтому никто особенно не удивился бы, что нашёлся смельчак, который решил забрать тело родственника днём. Вряд ли кто-то спросил бы, почему у человека в латах, обычных для итальянца, брат говорит на языке ромеев, а даже если бы и спросил, Арис сказал бы, что его брат не выбирал доспехи, а надел то, что выдали после того, как записался в ополчение.