Очень скоро Шихаб вслед за тестем Захира вышел на улицу. Уже стемнело, в окнах зажглись огни, но богатому человеку можно было не опасаться ночных грабителей, потому что его сопровождала большая и хорошо вооружённая охрана.
«Вот кто меня убьёт, — подумал евнух, глядя на эту охрану. — Зарубят мечами и кинут в глухом переулке. А затем изломают саз и кинут рядом». Однако тесть Захира, направившись куда-то вместе со своими людьми и с евнухом, вовсе не спешил свернуть в глухой переулок, двигался по широкой улице.
Наконец все остановились возле ворот в высокой каменной ограде, окружавшей некий большой дом. Охрана осталась снаружи, а тесть Захира и Шихаб вошли во двор и дальше — в просторную, хорошо освещённую комнату для приёма гостей.
Евнух никогда не бывал здесь, но что-то в обстановке и в поведении слуг, смотревших на виночерпия с сочувствием, показалось смутно знакомым. Неужели это был дом местного работорговца? Сомнения отпали, когда хозяин дома, упитанный седобородый араб, оглядел Шихаба с головы до ног так, как будто оценивал товар. Работорговец и его богатый гость кратко поприветствовали друг друга.
Оба расположились на софах возле маленького круглого столика, на котором через минуту оказался широкий поднос с чаем и сладостями, а когда слуга, принёсший всё это, удалился, гость заговорил о деле:
— Почтенный, ты давно знаешь меня, поэтому не станешь думать, что я хочу тебя обмануть. Я готов продать тебе этого раба, — он указал на Шихаба, продолжавшего стоять посреди комнаты, — почти не торгуясь, если ты обещаешь мне, что в скором времени перепродашь его подальше отсюда. Лучше всего, если отвезёшь его в соседние земли.
— Чем же этот раб так провинился, что его хотят продать, но не хотят наказать по всей строгости? — осведомился покупатель.
— Прости, почтенный, но я не скажу тебе этого, — ответил тесть Захира. — Скажу лишь, что я, если бы мог, приказал бы всыпать палок не этому рабу, а кое-кому другому. А раз это невозможно, незачем понапрасну портить дорогой товар. Если ты согласен, назови свою цену.
Сделка была заключена необычайно быстро — менее чем за полчаса. Так Шихаба снова продали, но ещё до того, как продавец и покупатель пришли к окончательному согласию, евнух придумал, как самому извлечь выгоду из происходящего, то есть изменить свою жизнь к лучшему.
Поняв, что никто не собирается его убивать, Шихаб спокойно стоял посреди комнаты и слушал, как работорговец жалуется:
— Товар хороший, но не слишком свежий. Ему уже семнадцать лет. Много. Я едва ли смогу продать его с выгодой для себя, если цена останется прежней.
Вот почему, как только тесть Захира покинул дом, евнух поспешил обратиться к работорговцу:
— Господин, ты заключил более выгодную сделку, чем думаешь. Человек, который меня тебе продал, не всё обо мне знает.
— И что же он не знает? — заинтересованно спросил работорговец.
— До того, как стать виночерпием, я три года был домашним слугой. Слугой в покоях господина. И делал всё очень хорошо. Если ты продашь меня не как виночерпия, а как слугу, то выручишь за меня гораздо больше.
— А почему же ты перестал быть слугой? — с некоторым подозрением спросил работорговец, но Шихаб, конечно, не собирался рассказывать, что украл деньги и сбежал.
— Когда я был слугой в личных покоях, мой господин разгневался на меня, потому что я хорошо служил не только ему, но и его молодой жене, — многозначительно произнёс евнух и скорбно вздохнул.
Проверить истинность рассказа у работорговца не вышло бы. И даже если бы он решил навести справки в школе виночерпиев, где знали о прошлом Шихаба, ничего бы это не изменило. «Меня обвинили в краже денег, потому что рассказ о настоящем моём проступке стал бы большим позором для моего хозяина», — спокойно и уверенно мог бы ответить Шихаб.
— Так уж вышло, — с глубоким сожалением в голосе рассказывал Шихаб своему нынешнему владельцу, — что тот мой господин, взяв себе молодую жену, не рассчитал сил. Она была недовольна мужем. Когда он приходил, то всё заканчивалось очень быстро. Прежде, чем она успевала в полной мере понять, что происходит.
Работорговец захохотал, поэтому Шихаб вздрогнул. Ему представился хохочущий Фалих, которого никогда не удавалось обмануть. Однако нынешний работорговец смеялся не насмешливо, он верил рассказчику: