Мехмед тогда ответил, что не передумает. Вот почему впоследствии он никогда не рассказывал евнуху о своих сомнениях. Лишь однажды, находясь с ним наедине в султанских покоях, позволил себе вопрос:
— Шехабеддин-паша, скажи честно: ты не начал бояться меня?
— Почему я должен испытывать страх? — с нарочитым вниманием спросил евнух. — Разве я чем-то прогневал своего повелителя?
— Ты задушил моего друга по моему приказу. Ты не боишься, что я против своей воли возненавижу тебя за то, что ты сделал?
— Нет, повелитель. Я этого не боюсь, — почтительно ответил Шехабеддин.
— Почему?
— Потому что я знаю, что ты не похож на своего отца, да простит его Аллах. Случалось, что твой отец в гневе отдавал приказы, которые позднее отменял. И наказывал своих слуг за излишнюю расторопность, если они, следуя приказу, делали что-то непоправимое. Но ты, мой повелитель, не станешь наказывать слугу за то, что твои приказы исполняются. Ты можешь наказать за то, что приказ не исполнен, но за исполнение — никогда. Ты справедлив, как Искендер Двурогий, и за это я люблю тебя так, как только способен слуга и подданный. Невозможно бояться того, кого искренне любишь, повелитель. Поэтому у меня в сердце нет страха перед тобой, а есть лишь почтение.
Когда Шехабеддин был юн и прислуживал в личных покоях султана Мурата, отца Мехмеда, то считался полезным слугой за своё умение красиво наливать вино. Мурат любил вино и почти всегда держал Шехабеддина рядом в дневное и вечернее время, то есть тогда, когда был относительно бодр и мог оценить красоту движений наливающего.
Мурат, если это происходило не на заседании дивана, даже государственные дела обсуждал за чашей вина. Вот почему евнух находился с ним и в тот весенний день, когда на доклад явился тогдашний великий визир Низамюддин-паша — рассказать о положении в албанских землях, наконец-то завоёванных после нескольких неудачных попыток.
Доклад длился долго, и Низамюддин-паша устал говорить. Вот почему султан как гостеприимный хозяин предложил ему переместиться в комнату отдыха, расположиться на мягких сиденьях, выпить, а затем сыграть партию в шахматы:
— Дела подождут.
Обычно Мурат играл в шашки, но неделей раньше ему прислали в подарок прекрасно вырезанные шахматы. Он решил их опробовать, к тому же зная, что великий визир любит именно эту игру.
Низамюддин-паша действительно любил шахматы, поэтому играл хорошо. К тому же он выпил всего ничего и ум его был абсолютно ясен. Великий визир понимал, что, играя с правителем, лучше проиграть, и старался поддаваться, но выигрывал почти против воли. Султан досадовал, а Шехабеддин, неподвижно сидя на пятках возле дверей и ожидая знака наполнить пиалу, вдруг испытал непонятную тревогу, словно сейчас должно произойти нечто очень важное — такое, что изменит всю его жизнь.
Кто-то будто шепнул на ухо: «Сейчас султан сделает знак налить вина. Ты подойдёшь с кувшином, а когда пиала наполнится, тихо скажешь султану, что знаешь, как выиграть». Неужели это шепнул ангел по велению Аллаха? Совет, данный неизвестно кем, казался странным, ведь хозяева не любят слишком умных слуг, но сейчас, судя по всему, слишком умным казался великий визир, и именно его султан был бы не прочь проучить.
Шехабеддин не успел об этом основательно задуматься, увидев, что господин протянул в его сторону пустую пиалу и встряхнул ею, что означало: «Подойди и налей».
Евнух подошёл, наполнил пиалу Мурату и тихо сказал:
— Повелитель, я знаю, как выиграть, — хотя со своего места у дверей плохо видел доску, стоявшую на столике между двумя мягкими сиденьями, тянувшимися вдоль стен и сходившимися в углу. Шехабеддин судил о течении игры больше по поведению игроков, чем по положению фигур, и, лишь наливая вино, получил возможность взглянуть на доску поближе.
Мурат меж тем, приняв поданную пиалу, недоверчиво посмотрел на Шехабеддина. Он ожидал обещанной подсказки, а евнух, снова глянув на доску, понял, что положение фигур султана и впрямь небезнадёжно. Шехабеддин предложил, как сделать следующий ход, а султан с таким же недоверием сделал знак: «Моя шахматная армия в твоём распоряжении». Тогда евнух, сев на ковёр возле доски, стал играть вместо султана, и по мере того как выправлялось положение султанской шахматной армии, лицо повелителя всё больше светлело.
Играть было нелегко, потому что Низамюддин-паша перестал поддаваться. Одно дело — проиграть султану, и совсем другое — слуге султана, но Шехабеддин выиграл.