Хочется забыться, отключиться до утра, но не время предаваться слабости — как бы ни было хреново, надо оценить обстановку. А ведь обстановка изменилась кардинально. Если раньше она была полностью безнадежной, то сейчас…
А вдруг есть шанс на побег?
Ага — выроешь ложкой (которой у тебя нет) подземный ход и на коленях поскачешь галопом… граф Монте-Кристо выискался…
Квадратная комната с массивной деревянной решеткой вместо дальней стены скудно освещается отблесками света с другой стороны. Похоже, нахожусь в одной из камер, а за решеткой коридор. Мебели не имеется — сижу на полу, прислонившись спиной к холодной влажной каменной кладке. Подо мной что-то мягкое: трогаю рукой — свалявшаяся солома. В углу темнеет нечто непонятное — вроде огромной буквы «Т», легонько раскачивающейся на длинных цепях, свешивающихся с потолка.
Что-то в этом предмете мне не нравится. Напрягаю глаза, пытаясь понять, что же это такое. Проклятая темнота… И, уже почти догадавшись, вздрагиваю от хорошо знакомого голоса:
— Добрый вечер, Дан.
У меня в этом мире не так уж много знакомых, а еще меньше тех, которым я хоть в какой-то мере могу иногда доверять. Из последних стоит выделить бакайского воина Арисата, и еретического епископа Канфидуса. Встретить последнего в застенке удача невероятная.
Хотя, если подумать логически — где шансы встретить еретика максимальны?
Когда схлынула первая радость от встречи, понял, что радоваться пока что нечему:
— Епископ — что они с вами сделали? Я ничего не могу рассмотреть в этой темноте, да и со зрением неважно у меня сейчас, и не только со зрением…
— Пока что ничего. В колодки заковали и подвесили. Вот, вишу теперь, ногами потихоньку перебираю — разминаюсь. Иначе затекает все, а как отходит, болит нестерпимо.
— Расскажите же: что там было? Я про бой. Многие спаслись? Я ведь почти ничего не видел тогда.
— Не переживайте Дан: мы победили. Хотя потрепали нас изрядно: из всей дружины с коней лишь пятерых не ссадили. Но бакайцы живучи как кошки — обязательно выкарабкаются. Убитых мало. Солдаты выручили, что из крепости выбрались. Да и темные как-то бестолково дрались, а уж после того, как вы обоих баронов упокоили, то и вовсе расклеились.
— Обоих баронов?
— А вы не помните?! Старого из самострела своего подстрелили. Ох и сильно получилось: болт ему забрало пробил, и из затылка наполовину вышел. Когда шлем попробовали стащить, он снялся с половиной головы — раздробило ему ее. Хитрый у вас арбалет — очень хитрый. По виду и не скажешь что такой сильный бой. А младшего вы изрубили — снесли ему голову с плеч, мечом своим игрушечным. Но и он вас достал… сильно достал. Не будь черного сердца… Вы почти мертвый уже были — кровь даже сочиться перестала… вся вышла. Не было у нас другого выхода.
— А Зеленый?! Где мой попугай?! Живой?!
— А что ему станется? Живой… Когда видел его в последний раз, он больным прикидывался, чтоб налили побольше. Пьет ваша птица будто лошадь после скачки, причем не воду.
— Где он?
— Эх, Дан — да откуда я это знать могу, здесь сидя?
— Верно… И как же вас сюда заперли?
— Когда церковная стража пожаловала, да еще и с воронами, так меня первым делом в кандалы — обычай у них меня заковывать при любом случае. А вас забрали беспамятным. Причем так хитро это провернули, что никто и пикнуть не успел — перед этим с солдатами всех перемешали, а ополченцев и дружинников отослали подальше, дорогу, мол, проверить. В стольный град говорили нам идти, к королю самому, чтобы Кенгуд самолично решал дело о нашем уходе из ссылки, но при этом почему-то не торопили. Я конечно подвох подозревал, да только что поделаю… Где это вам так ноги попортили?
— В подвале вашей уважаемой инквизиции.
— Вот же хорек!
— Не понял?
— Да я о Цавусе — святой страж священного ордена карающих. Он здесь церковным трибуналом заправляет. Тощий, лицо будто лимон испачканный, сутулый, вечно молится при пытках.
— Да — он там за главного был.
— Вас уже успели осудить?
— Нет… Точнее не знаю: не помню, чтобы суд какой-нибудь был. Висел все время на стене.
— Хорек… не имеет он права так ноги калечить без суда королевского.
— Да… что-то такое уже слышал. Но не думаю, что у него серьезные проблемы будут из-за этого.
— Да… с воронами даже король ссориться не осмелится… Здесь, в столице, трогать их рискованно — все ведь на виду. Но зря он так: Кенгуду такое дело очень не понравится, если узнает. А он узнает — в городе ничего не скрыть. Зря Хорек на власть королевскую наплевать осмелился — ему это вспомнится еще.
— Канфидус: а что это за место?
— Тюрьма это — городская. То крыло, где до суда держат. А что?
— Да ничего — просто всегда полезно знать, куда попал.
— Теперь знаете. Я в таких делах не ошибаюсь — не первый раз здесь.
— Не удивлен — при ваших взглядах и положении удивительно, что вообще на свободе бываете.
— Да какая там свобода… земли-то опоганенные… ссылка гиблая.
— И что дальше?
— Вы о чем?
— Что дальше будет с нами?
Помолчав, Канфидус вздохнул:
— Трудно сказать — не я ведь решаю. За что ноги искалечили? Что от вас хотели?
— Епископ: я признался во всех смертных грехах, но им этого мало. Они сильно хотели, чтобы я тайну ордена стражей выдал.
— По сердцам черным интересовались?
— Да.
— Ишь как высоко берут… Ловко… На богом забытой границе умыкнули полуденного стража, а потом в пыточный подвал его закрыли… В другом месте такое не очень-то пройдет, а в таком вот мелком королевстве запросто. Очень уж лакомый кусочек — с вашими знаниями карающие могут сильно возвыситься. Очень сильно… У них и без того влияние побольше вашего давно уже… Вы им рассказали?
— Нет.
— Мысленно преклоняю перед вами колени: нельзя извратителям божьего учения такое рассказывать.
Вздыхаю, качаю головой:
— Если бы знал, рассказал. Но не знаю я…
— Вас не посвятили в тайну?! Но почему вы тогда не переродились? Или… нет…
— Я похож на перерожденного?
— Нет, — но они мастера такое скрывать, а я не птица стража — нет у меня чутья на исчадия Тьмы.
— Хорошо. Давайте считать, что я перерожденный, если вам так удобнее.
— Святые защитники! Спасите и…
— Стоп! В другой раз помолитесь! Пока что давайте, рассказывайте: что нам здесь грозит?
— Дан — я хочу верить, что вы старый Дан. Не шутите так. Пожалуйста. А что грозит… Если карающие решились на подобное, то таких как мы оставлять в живых им не с руки. Не дадут нам до суда дожить — суд ведь и оправдать может, особенно если Кенгуд всерьез разозлится на них за самоуправство. Когда все узнают, что Цавус велел покалечить стража полуденного, да еще не кого попало, а именно вас… Вы ведь, как ни крути, герой теперь здешний — вывели почти всех из места гиблого, да еще и погань при этом хорошенько потрепали. Военные, после боя, почти сразу набег на Мальрок начали затевать — замок проклятый без защиты ведь остался. Ну или ослабла его защита сильно. С мелочью разной они легко управятся — это ведь не настоящие перерожденные. И за это вас благодарить надо — все вы сделали. Так что здесь вам почет и уважение, а с орденом вашим тоже ссориться Кенгуду не нужно — неподсудны ведь вы. С карающими, конечно, тоже надо осторожно себя вести, вот только нет у них здесь великой власти — не стоило Хорьку без суда увечья вам причинять. Будь вы простым мещанином или дворянином из мелких, еще куда ни шло, а страж полуденный совсем другое дело. Нет, Дан — не выпустят нас карающие. Буду удивлен, если рассвет следующий увидим. Им надо нам быстрее рты позакрывать, пока мы жаловаться не начали на такое самоуправство. А жаловаться мы только утром начнем, когда смотритель пройдет с обходом — покажете ему ноги, и все доложите. Тут-то и начнется сразу. Но сейчас вечер, и никого кроме надзирателей здесь не будет. Удобный момент, чтобы успокоить нас.