— Хреново… Погрызли меня…
— Кто?
— Серёгин из твоего кабинета и Мальцев…
— Мальцев же с тобой дежурит… дежурил…
— Вырубило меня, когда я на смене был. Как раз моё время ночью спать было. Ну, я в каморке прикорнул… А очнулся, когда мне Мальцев уже почти ногу отгрыз. Я его пристрелил сразу, а рану прижёг.
— Чем прижёг-то?
— Два патрона расковырял, порохом рану засыпал и поджёг…
— Сень! Ты бы меня запустил к себе внутрь, а то что мы с тобой через стекло-то общаемся.
— Сейчас… — он с трудом доплёлся до двери и впустил меня.
— Здравия желаю, товарищ капитан!
— Да пошёл ты…
— Ладно. Рассказывай, что дальше было.
— Дальше… Прижёг рану, а потом от боли сознание потерял, и очнулся только сегодня утром…
— Так тебя ещё вчера Малец покусал?
— Ну да… Крови я много потерял… Сил нет, валяюсь в полузабытьи, а тут в дежурку заходит опер ваш Серёгин… Глаза пустые, как у пьяного… Я его только спросить хотел, а он на меня навалился и стал плечо кусать… Всё к горлу подбирался. Насилу его оторвал. Он у вас парень здоровый… Хорошо, что ПМ мой под рукой был, я ему в башку, два раза… Заперся. Сижу тут, как партизан в засаде… А тут ты, такой красивый. Я тебя в форме раньше-то и не видел ни разу. Вы же опера всё по гражданке бегаете…
— А где Серёгин-то?
— Да, вон он… под столом валяется… Нет у меня сил, его отсюда вытащить… Кое-как доковылял и дверь изнутри закрыл.
— Сеня! Давай я тебя перевяжу!
— Поздно… С ногой чего-то хреновое творится… Почернела вся.
— Так ты же сам рану прижёг. Вот и почернела.
— Нет. Тут что-то другое… Глянь вот…
Он высунул ногу в порванной штанине из под стола… Да… Действительно… Чернота с синевой была вокруг раны намного дальше, чем могло быть от ожога порохом… Вживую я гангрену не видел, но картинок насмотрелся… Там как раз описывали стадии… Эта стадия с почернением — уже четвёртая или пятая… Да и на плече, там, где сам Семён не видел, у него чернел свежий укус…
Выходит, что укус недозомби всё-таки опасен, но не тем, что превращает в такого же идиота. А тем, что происходит быстрое омертвение тканей, переходящее во что-то типа гангрены… Или всё-таки потом может превратиться в такого же упыря?
— Сеня! На плече у тебя тоже чернота такая же…
— А я уже чую её, Артурка…
— Кого?
— Смерть… Кранты мне, парень… Хорошо ещё водка в столе была. Я уже застрелиться хотел, но не решился… Грех это…
—…
— Артур! А что вообще происходит?
— Ты умираешь, Сеня! Тебе удалось выжить, но не повезло с соседями по выживанию.
— А ты где очнулся? И чего ты форму напялил?
— Да я у себя дома проснулся, в обоссанных штанах. Одеть было нечего, вот и напялил форму.
Сеня хрипло засмеялся. Его смех был похож на карканье старой вороны, но потом смех перешёл в кашель…
— Добей меня, парень! Самоубийство это грех.
— А ты разве верующий?
— Теперь… Да… Водки хочешь?
— Нет. Выпей сам!
Семён стал допивать остатки водки прямо из горлышка бутылки, а я взял его пистолет со стола, и выстрелил ему в висок. Его сразу же отшвырнуло на пол в сторону окна.
Это не жестокость. Это — акт милосердия.
Думаю, что большинство людей погибло и погибнет ещё, только от своей доброты.
Я, конечно, старый циник, пересмотревший уйму фильмов про зомби.
Но в чём я не прав?
Пожалеешь кого-то, и тебя убьют.
Не добьёшь подранка, и он ударит тебя в спину.
Проявишь гуманизм в отношении женщины или ребёнка, и обратившееся существо вцепится тебе в горло.
Принцип благородного и порядочного киллера Леона из известного одноименного фильма: «Кроме женщин и детей!», увы, уже не работает.
Сперва стреляй, а после думай!
Я забрал связку ключей и пошёл было в сторону оружейки… Но передумал…
Глава 4
Глава четвёртая.
Экономика хомяка.
Тащи с работы каждый гвоздь, ты там хозяин, а не гость…
Я ничего не помню из памяти своего молодого тела. Это явно какая-то другая реальность, не моя. Потому что в моей реальности никакого COVID-91 не было и в помине. Но соображать я не разучился пока.
Раз я тут оказался, значит, моё тело превратилось… В идиота? В недозомби? Если мозг не работал, то моё сознание заняло свободное место…
Но у меня нет безумного голода, и на людей не тянет бросаться. Значит тут что-то не так…