— А убили ее в прошлом октябре. Кстати, соседка и убила, вон домик ее за окошком — можешь взглянуть. Сейчас убийца в СИЗО, следаки крутят на предмет неопровержимых доказательств.
— Не та ли романтическая особа, что старинными стилетами закалывала?[4]
— Она самая.
По лестнице спустилась хозяйка. Теперь на ней было тонкое шерстяное платье. Она положила паспорт на стол перед Францевым.
— Вот, как вы просили.
Но паспорт взял следователь, вероятно для того, чтобы показать, кто в их тандеме главный.
Он открыл документ и прочитал:
— Елизавета Петровна Романова. Год рождения… О… — удивился он, — вам уже тридцать восемь!
— А что в этом такого?
— Ничего, но я бы больше двадцати пяти не дал. И вообще… Елизавета Петровна… Прямо как императрица.
Следователь посмотрел на Николая, но того интересовало другое.
— Елизавета Петровна, а у вас родственников в полиции нет?
Девушка пожала плечами.
— Нет вроде. А почему вас это интересует?
— Я почему спрашиваю, — начал объяснять Францев, — просто на Васильевском есть двое участковых по фамилии Романов. И оба Николаи. Того, что помоложе, все зовут Николаем Вторым.
— А другого Николаем Первым, — догадался Егоров.
— Нет, того, что постарше, называют Фонвизиным, потому что он в протоколе осмотра убитой женщины написал: «Волосы черные, глаза черные, жгучие — одного нет». Потом этот протокол начальник РУВД полковник Жаворонков повесил на доску объявлений, где приказы вывешиваются. Он обвел фразу про глаза красным фломастером и поставил визу тем же фломастером: «Умри, Денис, ты лучше не напишешь!»
— А Фонвизин-то здесь при чем? — не понял следователь.
— Так это Екатерина Вторая так сказала, когда в первый раз увидела постановку пьесы Фонвизина «Недоросль». Фонвизина звали Денис Иванович.
— Ну да, — согласился Францев.
Егоров потряс головой.
— Что-то вы меня оба с мысли сбили… Что-то я хотел спросить.
— С бизнесом у Дробышева все было в порядке? — поинтересовался Николай. — Проблем не имелось?
— Нет. Все было очень хорошо. Он ведь, когда тот дом продал, сразу взял два десятка «Газелей». Водителей, ищущих работу, полно, а грузчиков еще больше. И нам сразу повалило. Я не успевала заказы принимать… Не отойти было. Хотели сейчас мне помощницу брать… Но видите, как все получилось.
— Много Дробышев вам платил?
Елизавета отвернулась в сторону, поджала губы, но потом все-таки ответила:
— Он… то есть бухгалтерия на карту мне переводила заработок. А так Дробышев всегда говорил: «Если нужны деньги, то знаешь, где их взять. В нашей спальне в тумбочке».
— В нашей? — удивился Егоров.
— Так мы жениться хотели. Заявление подали, в конце мая должна была состояться свадьба…
— Мои соболезнования еще раз, — произнес Николай.
— Тумбочку не проверяли? — поторопился узнать подполковник юстиции. — Все ли деньги на месте?
Девушка кивнула.
— А собачка ваша где? — поинтересовался Францев.
— В спальне на коврике возле постели. Она всю ночь скулила. Я не понимала, почему… А потом и у меня предчувствие было…
— Породистая? — спросил Егоров. — А то у меня… то есть у жены чау-чау, но выгуливать почти всегда приходится мне. Не успеваю шерсть с брюк снимать.
— Наша Лушка — помесь, — стала рассказывать Елизавета, — внешне как маленький ретривер, но только не такая лохматая, и хвостик бубликом. Мы с Эдиком ее подобрали. С работы возвращались и в промзоне увидели, как какой-то мужчина дразнит собаку: рычит на нее, даже лает, замахивается, будто бы хочет ударить. А собачка бедная в угол забилась, скулит от страха и не понимает, за что ее так. Эдик выскочил и закричал на мужика. Я думала, что сейчас драка начнется… А мужик тот крупный и вроде как пьяный. Тогда и я тоже туда побежала. А собачка эта, увидев подмогу в нашем лице, набросилась на мужика и вцепилась в него. Мы вдвоем с Эдиком еле-еле ее оторвали, поскорее в машину затащили и быстро умчались. Пока ехали, она мне все лицо облизала… Эдуарда тоже… У нас еще пакет с сосисками был… По дороге скормили ей все. Она, тощая, голодная, без ошейника… А в того мужика она здорово вцепилась…
— Ну, она маленькая, как вы говорите, вряд ли какой-то вред могла причинить, — попытался закрыть тему сотрудник следственного комитета.
— Она вцепилась куда надо, — усмехнулась девушка, — тот мужик визжал от боли и страха. Основательно вцепилась: мы с трудом оторвали…
— Давайте все-таки ближе к делу, — не выдержал подполковник юстиции.