— То есть Елизавету Петровну Романову отсюда выселят? — удивился Францев.
— Dura lex, sed lex, — продемонстрировал свою образованность следователь и быстро посмотрел на московское начальство, проверяя его реакцию. Затем перевел взгляд для участкового: — Закон суров, но это закон. Это по-латыни.
— Не совсем так, — произнес Павел. — Дело в том, что домик Дробышев подарил Лизе. Она вам разве не сказала? Дом он подарил, а земля осталась в его собственности. Для чего он это сделал, непонятно: хотел, вероятно, доказать свою любовь. Что бы ни было причиной такого поступка, без любви тут точно не обошлось. Да и бывшей жене он решил подсуропить. Теперь Лариса ни в каком случае не может претендовать на дом и на участок земли, к которому не имеет никакого отношения.
— Сейчас такие адвокаты, — напомнил Егоров, — смогут договориться с чертом, не говоря уже о судье.
— Я бы не утверждал так категорично обо всех адвокатах. Но в этом случае придется договариваться разве что с чертом, потому что Лариса при разводе сама подписала бумагу, что материальных и каких-либо иных претензий к гражданину Дробышеву Эдуарду Ивановичу не имеет.
— То есть мотив у бывшей жены отсутствует? — удивился следователь.
— Присутствует, но до тех пор, пока она не встретится с порядочным адвокатом, который сразу скажет ей об отсутствии всяких перспектив. А насколько я понял, своего адвоката у нее нет, и ей еще придется узнать горькую для себя правду. Но вряд ли бывшая жена Дробышева как-то связана с убийством: у нее повода нет, она вообще считала, что обдурила Дробышева при разводе, надеялась на счастливую жизнь с молодым мужем, а тот мажором оказался. Лариса пригрозила молодому мужу, что собирается подать на развод. Просто пригрозила, надеясь, что тот упадет ей в ноги и, рыдая, начнет просить прощения и умолять сохранить семью, а тот просто послал ее. Она не организатор убийства. Она симпатичная и добрая блондинка, вот только глупая. Настолько, что открыла мне истинную причину развода с Дробышевым: как оказалось, бывший муж все время на работе был, а ей хотелось ласки хотя бы два раза в день. Она даже у меня спросила, что ей теперь делать, дескать, хотела вернуться к Эдику, а его убили.
— И что вы ей посоветовали? — поинтересовался Егоров.
— Сказал как католический священник: молись и трудись.
— Да, есть такое латинское изречение, — закивал следователь, — я сейчас не помню, как оно звучит в оригинале…
— Ора эт лабора, — подсказал Францев. И, увидев, как на него смотрят оба его спутника, объяснил: — Когда-то тренер по борьбе говорил нам, мальчишкам: «Хотите сойти за умных, учите латинские выражения». И мы всей секцией начали зубрить: си вис пасем пара беллум, виваре милитаре ест, ин вино веритас, ин аква са́нитас[5]. У каждого была книжонка с латинскими афоризмами. Я до сих пор помню пару сотен ненужных мне фраз. Но это мне нисколько не пригодилось…
Николай посмотрел на часы и предложил:
— Может, ко мне заглянем, пообедаем? Как раз самое время. Я только жену предупрежу.
Но Кудеяров отказался, а следом отказался и подполковник юстиции.
— На самом деле я уже заказал столик на троих в местном ресторанчике, — объяснил свой отказ Павел.
А Егоров сказал, что за обедом они будут говорить о деле, и не хотелось бы, чтобы посторонние слышали.
Францев хотел напомнить подполковнику юстиции, что в его доме, в отличие от ресторана, посторонних людей нет, но не стал ничего говорить. Только рукой махнул.
— Вот и отлично, что и ты с нами, — обрадовался Павел, хотя наверняка знал, что Францев не откажется, — тогда я звоню Варваре, предупрежу ее, что мы через пять минут подъедем.
Через пять минут подъехать не удалось, потому что перед тем, как сесть в машину, Егоров взял под локоть московское начальство, отвел в сторону и минут семь убеждал в чем-то Кудеярова. Павел слушал, кивал, что-то отвечал. Но до Николая донеслось только: «Если эта Лиза теперь собственница дома, то вот вам и мотив… Теперь она — первая подозреваемая». Потом Павел, не выдержав, шагнул в сторону, произнеся: «Будет время, будут и песни».
Глава шестая
Зал был почти пуст, и немногочисленные посетители поглощали свои порции с такой скоростью, словно участвовали в соревновании, кто из них быстрее рассчитается и добежит до своего дома.
Кудеяров направился в угол зала. Столик там был подготовлен к их визиту и сервирован на троих. Помимо тарелок и приборов на столе стояли стаканы, бокалы для вина и рюмочки для крепких напитков. Рядом у стены помещался диванчик, на который Францев положил свою куртку.