У Брэдбери среди персонажей «Вина из одуванчиков» есть старушка, которая хранила и трепетно берегла все следы и свидетельства прожитых лет: свои детские шапочки и платьица, программки праздников и спектаклей, фотографии и вырезки из газет. Вот она девочка, которая только научилась ходить, а вот тот самый бантик, который когда-то семьдесят лет назад ей повязывала мама, а это тот самый цветок, который она сорвала, когда школьницей гостила у тети. И полный дом таких свидетельств прожитой жизни, поминальниц, а лучше — надгробных плит над каждым эпизодом ушедшего. Старушка все эти сокровища показывает детям, а они не верят, что эта высохшая бабушка была когда-то вот той румяной девочкой со старой фотографии. И детям удается убедить старушку, что это все не про нее и она никогда не была девочкой, она всегда была вот этой старой дамой.
И это пишу я — любитель древностей и артефактов. Но ведь вся эта дорогая семейная старина хороша именно как память. А в памяти жить нельзя. Человек живет только здесь, только сейчас. Видимо, преподобный Антоний хорошо знал это искусство — отпускать прошлое. Может быть, потому, что, как подлинный подвижник, он был слишком живым — святость делает человека более живым, чем самый здоровый, полнокровный молодой человек, и святые так ценили жизнь, а она с нами случается только в настоящем. Можно утонуть в прошлом, заблудиться в будущем и упустить ту радость, красоту и любовь, которые вот тут, рядом, притаились и ждут ободряющего взгляда, благословляющего жеста.
Не жалей о том, что прошло, — ни о плохом, ни о хорошем. Живи сейчас. Даже если немало дров наломал, ты еще жив, ты еще здесь, ты еще многих можешь сделать счастливыми, многих утешить. О них думай, на них смотри. Во все глаза смотри на то, что есть, отпуская то, что было. Не проморгай того, что теперь, что близко дыханием и взглядом. То живое, что рядом, — более право, чем все прекрасное и вожделенное в прошлом или будущем. Для прошлого — тихая грусть, для грядущего — озорное и нетерпеливое любопытство, для тех, кто рядом, — объятия и поцелуи и море нежности, которое плещется только в настоящем.
Как правильно выбрать подарок на Рождество?
Можно ли забыть эти лица? Эту дивную смесь удивления и окаменевшей отваги!
Кажется, это называется коллизия обязанностей: когда рвешься между двух огней — схватить злодея или уступить сладости преступной солидарности.
Москва перед Рождеством, и я в Москве. В последние часы перед поездом вспомнил о подарке нашему старцу. Весь в сумках, в расстегнутом с жару пальто — где искать? Магазин подарков тут же, и все здесь, в столицах, дорого, но вот этот малыш-подсвечник с дракончиком придется батюшке по душе. Не хватает денег. Ищу банк. Все закрыто. Обежал всю улицу. В сумках. В шубах. Вот в переулке какие-то «курсы». Выдали как из-под полы. Мчусь обратно «в подарки», зажав мятые купюры. До поезда час, а отсюда две пересадки. Успею ли?
Томные дамы смотрят сонно, но снисходительно:
— Вам в подарочной упаковке?
— Давайте.
— Можно вот в такой коробочке. Или возьмете с этим футляром? У нас обычно…
— Пойдет.
— Вам в какую бумагу завернуть? Тут подойдет…
— Идет.
— Вам с лентой или…
— Крутите. Только поскорее.
— По карточке?
— Нет, вот тут все уже, без сдачи.
— Вам в фирменный пакет?
— Сестрички, пожалуйста!
— Но мы еще не…
Расплатился. Мчусь на воздух. Видно, все-таки забыли кое-что «подарочные тети»: орут вслед долго и пронзительно, словно режут их, электронные ворота. Надрываются на всю улицу. И вот картина: по направлению к государственной границе несется неистовый поп в пальто нараспашку, без шапки, волосы выбились из-под шарфа, глаза безумные, весь в сумках и пакетах, бежит от магазина, который неприлично громко и нервно ревет сигнализацией. И лица честных москвичей: хватать или прикрыть беглого батюшку?
Можно ли забыть эти лица? Будьте благословенны москвичи и гости столицы!
Пытка подарками
С магазинами у меня всегда приключения, хоть и не заходи. Нормальный человек в магазине оживает. Отдельные товарищи просто впадают в товарно-мистический экстаз, забывают про ранения, ушибы и переломы, так что и не угонишься за ними. Щуплые барышни пробиваются вперед, будто борцы сумо «под прикрытием», отощавшие, но не утратившие хватки. Дамы в теле парят над залом, кружатся, словно в танце, являя неожиданную грацию и тончайшие оттенки чувств на ожившем лице.