Помолчав немного, Быков добавил:
— Я не прощаюсь. Завтра утром, когда пойдете в море, я приду вас проводить.
Весь вечер Стрелков был задумчив и рассеян. И даже в разговоре с Катей часто отвечал невпопад.
— Не горюй, — успокаивала его Катя. — Ну что поделаешь. Ты же сам говорил — такова морская служба. Сегодня здесь, завтра — там.
— Да я все понимаю, Котенок, — соглашался Сергей. — А душа не принимает.
— Ты радоваться должен, что в твоей жизни был такой человек, как Василий Иванович. Тебе крупно повезло, Сережа.
— Да, Катюша, да. И все-таки не могу смириться.
Утром она провожала его в море. Стройная, в белом платье, она напоминала ему чайку, и Сергей откровенно любовался женой.
— Кланяйся от меня Василию Ивановичу. Кстати, скажи ему, если в Ленинграде потребуется жилье на время учебы, то пусть останавливается у нас. Подумай, как рада будет этому тетя Маша. Я уже ей и письмо написала, видишь?
И она протянула ему пухлый конверт.
— Там и о тебе все есть, не волнуйся.
— Умница ты у меня, Катюша, — Сергей нежно провел ладонью по Катиной щеке. — Обязательно скажу. Ну, счастливо, мне пора.
…Быков был одет по-парадному. В тужурке с Золотой Звездой на груди. Воротничок и манжеты рубашки ослепительно белые, брюки безукоризненно отглажены, ботинки отливали зеркальным блеском.
И хоть он всегда был подтянут и аккуратен, но сегодня казался каким-то необычно торжественным и, как сначала почудилось Сергею, немного отстраненным, как бы волей приказа оторванным от них, своих недавних подчиненных.
Но уже первые слова: «Чуть было не опоздал, ребята» вернули катерникам прежнего своего командира, жизнерадостного и немного ироничного, дотошного и очень-очень близкого им человека.
Улыбки расцвели на лицах молодых лейтенантов. «Чуть было не опоздал…» Как бы не так. Разве мог бы он опоздать? Ни за что!
— Какие вы все у меня уже взрослые, — тепло сказал Быков и подчеркнул: — Самостоятельные. Удачи вам в службе, попутных ветров и семь футов под килем. Пишите в Ленинград.
Сергей протянул ему конверт:
— Здесь, Василий Иванович, адрес и письмо к тетке. Если что, останавливайтесь у нас. Там вам будет удобно.
— Спасибо, Стрелков. Ну, не смею более задерживать, — обернулся он к комдиву.
— По катерам! — скомандовал Турков и двумя руками крепко пожал руку Быкова. — До встречи, Василий Иванович. Не забывай.
Бухта наполнилась гулом двигателей. По старой флотской традиции, Быков лично сбросил с кнехтов швартовные концы, и катера один за другим выползали на линию выходных створов. Но катерники еще долго видели одинокую фигуру своего командира, в последний раз провожающего их в море.
«До свидания, Василий Иванович! — повторял про себя Стрелков. — Спасибо за науку! Всего, всего вам доброго!»
Берег отодвигался все дальше. Исчезали очертания отдельных предметов. Скоро все для Сергея слилось в плотную зеленую стену, в которой, как ему казалось, он все же различал еще два небольших штриха: один у уреза воды, темный — Быков, другой, повыше, на сопке, белый — Катя.
НА РУМБЕ — ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА
ТОЛЬКО ОДИН ДЕНЬ
Командир подводной лодки, капитан 1 ранга Каширский, посмотрел на мой, разбухший от книг, изрядно потрепанный чемодан и улыбнулся:
— Опять свой необъятный готовите? Для меня там, авось, тоже найдется что-нибудь историческое?
— Есть и это…
В дверь постучали. И в проеме показалась солидная фигура торпедного электрика старшего матроса Фролова. Увидев командира, он почтительно застыл.
— А-а, Фролов, ивановский витязь! — весело приветствовал его Каширский. — Мастер неоригинального жанра, специалист по переносу тяжестей! Небось за чемоданом пожаловал?
— Так точно, товарищ капитан первого ранга, — гаркнул Фролов.
— А дотащишь? — усомнился командир. — Не чемодан, а скала. От палубы не оторвешь.
— Ничего, осилим…
Фролов подошел к чемодану, примерился, как тяжелоатлет к штанге, и неожиданно легко вскинул его на плечо.
— Разрешите идти?
— Иди, — почтительно поглядел на него командир. — Ну и силен ты.
— Есть маленько, — скромно согласился Фролов.