Размашистым почерком он наложил нужную резолюцию и, возвращая мне заявку, подмигнул:
— Тебе бы по линии дипломатии идти.
— Отвечу, как Чапаев: «Не могу — языков не знаю».
— Так ли? Вот со мной быстро нашел общий язык, хотя не механик.
— Так мы же свои, чай.
— Свои, свои. Конечно, свои.
Увидев заявку с резолюцией, Алексей Иванович удивился:
— Как это вам удалось?
— Ни в жизнь бы не удалось, если б не вы.
— При чем тут я?
— Да любит вас флагмех. Так и сказал: «Алексею Ивановичу дам, потому как люблю и верю, что надо».
— Ну да, — покачал головой Починщиков.
И улыбнулся открытой улыбкой, поверив, что все так примерно и было.
И правильно, что поверил.
Бывало, мне говорили иные, что, мол, не своим делом занимаешься, друг. У политработника, дескать, есть прямые обязанности, основные формы работы: политзанятия, политинформации, беседы, лекции с использованием технических средств пропаганды и наглядной агитации, оказание всесторонней помощи в работе партийной и комсомольской организациям, планирование культурного досуга. К тому же есть еще индивидуальная работа. Уже этого больше чем достаточно для одного человека. Зачем же вмешиваться в чужие дела?
Ответ у меня один: для политработника на корабле, где все теснейшим образом взаимосвязаны друг с другом, посторонних, чужих дел — нет.
Вот еще один пример, один из уцелевших в памяти штрихов этого беспокойного предпоходного дня.
Во время обеда в кают-компании разговорились со старпомом.
— Почему, Вячеслав Иванович, — спрашиваю его, — командирскую лодочку на кителе не носишь? Ведь лодку знаешь, управлять умеешь?
— Так ведь приказа не было.
— А почему?
— Не сдал практическую часть командиру соединения.
— Странно, — удивился я. — Он столько раз выходил с нами в море, видел твое умение, чего еще надо?
— Надо сдать официально, а адмирал занятой человек, да и экзамен не в кабинете сдается.
Старпом вынул зачетный лист и показал:
— Вот, одна графа осталась. Практика. Нужна подпись с резолюцией: «В приказ».
Надо сказать, что своего командира соединения контр-адмирала Игнатова Николая Константиновича мы здорово уважали, и не только потому, что в свои неполные сорок лет он уже стал и адмиралом и Героем Советского Союза, а в первую очередь за его высокие морские качества, за демократичность и доброе отношение к людям. И, признаться, меня удивила неуверенность старпома.
— А ты пойди к нему и объясни все.
— За другого пошел бы, а сам не могу…
Понимаю. И потому сам иду с зачетным листом старпома к Игнатову.
Как и следовало ожидать, командир соединения тотчас же подписал бумагу и начертал сверху заветное: «В приказ».
— Странно, что он сам не пришел, — удивился Игнатов. — Мы ведь в свое время плавали на одной лодке, он у меня штурманом был. Неужели я такой грозный?
— За себя просить всегда неудобно, — поддержал я старпома.
— Пожалуй. Если еще что надо будет, заходи. У тебя должность такая — за всех болеть.
Да, это он хорошо сказал. С первых же дней службы на подводной лодке я убедился, что нет такого вопроса, который бы не касался замполита. Недаром он с командиром отвечает за все успехи и неуспехи экипажа.
ЗВЕЗДА МОРЕХОДОВ!
Долголетняя служба приучила меня никогда не откладывать намеченное дело и, если возможно его выполнить раньше, — выполнять. «То, что отложил — считай наполовину загубил», — говаривал часто командир части нам, молодым лейтенантам, когда я еще только начинал свою офицерскую службу на Тихоокеанском флоте. Наказ его запомнился на всю жизнь, и по сей день благодарен ему за науку. Вот и теперь старался сделать все основное заблаговременно, с поправкой на что-то неожиданное, которое может вклиниться в четкий график предварительной подготовки к походу.
Так и случилось: сначала непредвиденное совещание отняло почти день, потом внезапная проверка по физподготовке штабом флота в течение двух суток лихорадила нас и, наконец, ураган — все в целом значительно усложнили наши сборы. Запланированный предпоходный отдых рассосался на различные неотложные дела. В последний день «подбирали» по мелочам.
Ровно в полдень командир, заслушав доклады от командиров боевых частей и служб корабля, доложил в штаб о готовности к выходу.
Отошли от пирса поздно вечером, почти ночью, если можно так сказать о полярном дне, когда незаходящее солнце золотыми бликами сверкает на пенных гребнях еще бунтующего после недавнего урагана залива, когда в сопках слышны ауканья первых грибников, а детвора готова гонять футбол до потери сознания, не слушая сердитых окликов родителей.