— В заводских условиях на эту работу отпускается не меньше тридцати часов, — качает он головой.
Через шесть часов боцман доложил командиру:
— Товарищ капитан первого ранга, пресс горизонтальных рулей в исправности. Прошу особо поощрить старшего матроса Сошина.
В очередном приказе командира, объявленном по трансляции, все участники аварийной работы поощрены, а старшему матросу Сошину представлен короткосрочный отпуск. Для матроса это самое желанное поощрение. Сошин взволнован:
— Когда поеду? — обращается он к боцману.
Тот доволен работой подчиненного и благодушно отвечает:
— Зачем тянуть, Сошин? Вот сейчас отшлюзуется в отсеке дельфин, посадим тебя на него и айда, до самой Москвы быстренько домчит.
Сошин вздыхает. До конца похода еще много времени. А и там не сразу отпустят. И все же хорошо — впереди отпуск.
Смелым и решительным действиям рулевых и торпедистов, их дружбе и взаимовыручке посвящена сегодня вся радиогазета, в отсеках выпущены боевые листки, боевой смене за вахту поставлена оценка «пять»! Кок Иван Портареску испек огромный пирог, который едят всем отсеком, угощают и «соседей». Подводники народ щедрый. Они привыкли все делить поровну: и хлеб, и воду, и воздух.
— Спасибо, комиссар, за воспитание людей, — сказал мне сегодня вечером командир. — Хороший у нас коллектив сложился.
— За что же мне спасибо? Думаю, в гораздо большей степени заслуживают вашей благодарности командиры боевых частей, особенно Починщиков и Виноградов.
— Пусть так, — кивает командир. — И все же — спасибо.
АЛЕКСАНДР КЛИМОВ
— У-у-ф, як в Сахаре, — отдувается турбинист Николай Друзяка, вытирая пот ветошью. Ветошь весьма сомнительной чистоты, но он этого даже не замечает.
— Сейчас сменюсь с вахты и — в душ, забортной солененькой водичкой ополоснусь, рушничком махровым погоняю по спине и на боковую.
— Ну, Коля, и горазд же ты спать, — удивляется трюмный машинист Александр Климов. — Так, глядишь, и увольнение в запас проспишь.
— Ни, — возражает Друзяка. — Ни як я не можу этого зробить. Дивчина мене пид Полтавой гарна ждет.
Климов и Друзяка одногодки. Вместе пришли на подводную лодку, вместе несут вахту, хоть и обязанности разные, вместе любят поговорить о службе, о доме, о любви.
— А у тебе, Сашко, дивчина е?
— Нима, Микола, — неожиданно для себя тоже по-украински отвечает Климов.
Вахта уже подходит к концу. В турбинном отсеке жара. Работает турбина, а холодильная машина маленько подкачала. Все ходят в трусах и майках. Это так называемое «разовое» белье, выдаваемое подводникам на поход.
— Что-то у нас пару многовато, — недоумевает мичман Гарницын. — Ну-ка, Друзяка, осмотри, да повнимательней весь отсек.
Минуты через две доносится тревожный крик Друзяки:
— Товарищ мичман, тут якась дыра зробилась на трубопроводе.
Старшина команды турбинистов, мичман Гарницын, очень опытный подводник, он моментально определяет, где течь.
— Вот, черт возьми, — ругается он. — В самом неподходящем месте. Это уж по закону подлости. Во, хорошо, Климов здесь. Это ведь по твоей линии.
Климову все понятно. Тут же он бросился к месту течи. На подводной лодке все системы и трубопроводы отданы в заведование трюмных.
Александр Климов невысок, худощав, жилист. Чувствуется, что спортивный парень. Но вода поступает, в отсек в самой гуще переплетений трубопроводов. Как туда пролезть?
— Да-а, задача, — тянет Гарницын. — Ума не приложу, как быть.
Но Климов — человек действия. Ни слова не говоря, он уже пробирается к месту течи. Там не просто жарко. Там — горячо! И Климов чувствует, как в спину ему упирается какое-то пышущее жаром колено. Стиснув зубы, Климов пытается не касаться спиной, но не тут-то было. Он сжат трубопроводами, как тисками. «А-а-а, потерплю, — мычит он и, еще немного подавшись вперед, наконец-то дотягивается правой рукой до течи.
— Разводной ключ, — просит он. — Здесь, оказывается, сальник подтекает. Нужно было повнимательнее посмотреть перед походом. Ведь можно было тогда же и заменить.
Минута за минутой длится нестерпимая пытка. Временами Климову кажется, что он вот-вот потеряет сознание от боли. И в эту минуту он вспоминает отца. В том далеком сорок первом, трижды раненный, он не покинул поле боя, не бросил свой пулемет, выстоял. «А ведь ему, — пронзает Климова мысль, — было куда тяжелей, да и по возрасту в ту пору он был моложе меня. Так неужели ж я сдамся? Нет, ни за что!»