Под душем плещусь с легким сердцем и чувством выполненного долга — очень странное и ранее незнакомое мне ощущение. Я уже предвкушаю десяток-другой приятных минут с девушкой мечты из секс-симулятора и сладкий сон в кроватке — в гипер-то не уйдем, когда басовитый вопль Цилли заставляет вылететь в коридор жилого блока в одном полотенце из нановолокна. Целомудренно завернутая в такое же, только розовое в клубничку, бортмех уже десантировалась из своей каюты и сердито тычет в ее недра бластером. Ее могучая накачанная фигура закрывает вход начисто, и я не вижу, что же исторгло крик ярости из луженой глотки космодесантницы.
— Что стряслось? Соколова подкинула начинку из пирожков тебе в белье? — спрашиваю я.
— У нас опять органика на борту! Нюк, зирков ты выплодок, доколе?! — вопрошает она свирепо, ничуть не краснея. — И все на мою голову!
— Бо! — ору я, не нарушая порядок клевания в нашем курятнике.
— Посторонней органики на борту нет, — бесстрастно ответствует тот.
— Да как же нет, когда я своими глазами видела! Вот такое вот, махонькое, и вихлялось что твой детеныш Чужого! — возражает Цилли, свободной рукой показывая, как незваный гость полз по ее каюте.
— Вонял?! Из унитаза вылез?! — в панике уточняю я, принюхиваясь. А коридор уже наполняется остальными членами экипажа на разной стадии подготовки ко сну. До сих пор при полном параде только подоспевшие с камбуза Соколова и ее протеже, на чьи белокурые локоны уже перекочевал принадлежащий по праву головной убор.
— О, Тася, привет, — машет ей док свежеотрощенным розовеньким щупальцем. Разъяренный очередным ЧП Варг лично с пристрастием допрашивает борткомпьютер, но тот божится, что никакой посторонней органики на борту «Дерзающего» его датчики, отлично в этом секторе работающие, не зафиксировали. Нет, он не врет и очередного беглого курсанта-ксеноморфа не укрывает.
— Пищага, может, прошмыгнула все же, — пожимает плечищами кэп.
— А то я пищаг не видала, — ворчит Цецилия.
— Отбой отменяется, — сдается Варг. — Надо прочесать корабль. По скафандрам, короче…
— А может, напялим скафы и поспим чутка сначала? — не без надежды вопрошаю я.
— Ага, а сраная ксеноморфь мой корабль за это время захватит, вырастив в башке у Бо колонию разумной кремниевой плесени! — рыкает Одноглазый Дьявол, и я смиренно плетусь одеваться. Прости, милашка, свидание отменяется… Опять.
====== Глава 14. Кадет Соколова. Бунт на камбузе ======
Охота на Чужого — вот это занятие по мне, уж куда как интереснее, чем пирожки лепить. Хорошо, что теперь я могу с чистой совестью передать флаг кулинарного первенства реанимированной в добропорядочной ипостаси Тасеньке. Должно быть, покорять сердца экипажа шедевральными супчиками — это малость не мое. А вот выловить и обезвредить таинственную органику, ловко скрывающуюся даже от всевидящего (ну или почти всевидящего, за исключением сектора у грузовых трюмов) ока борткомпа — дело другое. Это я могу. И неважно, что у меня нет ни скафандра, ни оружия — я и шваброй эту тварь загоню быстрее, чем трусоватый Рекичински, облачившись в броню и вооружившись бластером. Хотя суперкарго из противометеоритных штанов своих, похоже, готов выпрыгнуть, чтобы доказать, какой он бравый охотник за чужеродной материей — носится, точно ему туда славийской крапивы засунули, во все закоулки тычется. Остальные подобного энтузиазма не проявляют и бродят с унылыми физиономиями, то и дело зевая с риском челюсти вывихнуть.
Перед посторонней органикой док, очевидно, такого трепета, как перед космической стихией, не испытывает и в обморок шлепаться не собирается. Он бродит за мной и, прилежно заглядывая в темные углы, докладывает, что обнаружен альдебаранский трехглавый паук или там жук-полимероточец с Тау Кита, дожевывающий допотопные панели. Однако хитрая тварь нигде не попадается. Через полчаса тасканий по кораблю Шухер вдруг меняется в лице и ахает:
— Мое хвостовое щупальце! Где оно?
— Да вот же, док, на месте, за спиной, — успокаивающе говорю я, тыча пальцем в длинный извивающийся отросток, волочащийся за ним по полу.
— Нет! Мое старое щупальце! — истошно голосит Шухер.
— Не знаю, — теряюсь я. — Оно же того… отпало. Лежит, наверно… где-нибудь.
— О-о, все десятиюродные предки до сорокового колена защитными чернилами вымарают мое имя из истории славного рода! — причитает док, бестолково мечась по коридору. — Это же позор, позор! Его следовало с почестями упокоить, иначе оно будет еще сто лет являться мне, лишая счастья и покоя! Так гласит священная книга!
— Да найдем мы его, вот только Чужого выловим, — пытаюсь обнадежить его я, но док безутешен.
— Это следовало делать сразу, так предписывает кодекс любого порядочного лимбийца! — стонет Шухер, обхватывая голову всеми щупальцами разом. Чихать док теперь пятью ртами хотел на залетную органику — у него проблема посерьезнее.
— Гравитации же не было, уплыло куда-нибудь в закоулок, — бурчит засыпающий на ходу бортинженер, с которым мы случайно пересекаемся в очередном отсеке. — Ты сам чуть не уплыл…
— В трюмах все чисто! — докладывает суперкарго по внутренней связи. Следом за ним отчитываются и остальные, тоже никого и ничего не обнаружившие. Чужой словно в черную дыру канул. Все собираются в кают-компании, и Варг, мрачно зыркнув на бортмеха, постановляет поисковую операцию прекратить и отправляться на отдых.
— У Цилли просто галюны от славийских приправок приключились, — выносит вердикт Нюк и отчаливает почивать. Цилли, оскорбленная намеком на то, что ползучий гад ей всего лишь привиделся, провожает бортинженера недобрым взглядом и от всей души желает его удаляющейся спине проснуться носителем колонии самых мерзких чужеродных жизненных форм.
— Пофигу… — истошно зевая, огрызается тот. — Лишь бы в процессе секса не будили.
— Говнюк конопатый! — кипятится бортмех. — Да мне даже сны не снятся, не то что галлюцинации не мерещатся!
— Солнышком обцелованный, — автоматом поправляю я. — И вообще, в специях нет галлюциногенов, бабушка говорит, ее пирожки наоборот… любое захламленное сознание прочищают покруче, чем вантуз — засор в трубах!
— Я его так обцелую! Хренью вот этой, когда выловлю ее вот этими вот руками! — бурчит Цилли, потрясая мускулистыми ручищами.
— Я могу эту тварь ночью в засаде покараулить! — тут же воодушевляюсь я, вскидывая на плечо свою боевую швабру. Док пускает скупую слезу из уха, поминая, должно быть, добрым словом пропавшее без вести щупальце. Тяжко вздохнув, Шухер просит всех поглядывать под ноги и постараться не топтать его несчастную, заблудшую без приличествующего ритуала упокоения конечность, а прошептать над нею хотя бы кратенькую молитву (он ее самолично напишет и раздаст) и доставить опозоренному владельцу.
Суперкарго подозрительно хмурится и заявляет, что уж точно спать не намерен — он, в отличие от неразборчивого в связях бортинженера, не желает, чтобы какой-нибудь демографически озабоченный ксеноморф в его теле за ночь личинки отложил. Дескать, на такое он не подписывался, и в его трудовом договоре ни слова о подобном нет. Поэтому на вахте останется он.
— Дежурит Рекичински. Он в шлюпе неплохо отдохнул, — подытоживает Варг. — Остальным — отбой.
— Я уже докладывал, что собирался отвлечь преследователей на себя, чтобы дать вам шанс спасти груз, — неожиданно возражает суперкарго. — Он должен быть доставлен в срок. Его сохранность — наша общая непосредственная обязанность.
— На память не жалуюсь, Уилсон, — отвечает ему Вегус. Несколько секунд мужчины «бодаются» взглядами, в конце концов, Рекичински отводит глаза в сторону и покидает кают-компанию. Мухоловка на столе жадно разевает свои зубастые ротики ему вслед. Беднягу вообще кто-нибудь сегодня кормил?
Когда все разбредаются по каютам, выбираюсь в коридор в надежде организовать засаду, но тут же нос к носу сталкиваюсь с Басилевсом. Тот аж подскакивает от неожиданности, почему-то багровеет и гаркает, что отбой был дан для всех. Конечно, меня так и подмывает поинтересоваться, куда же в таком случае хищной поступью крадется сам пилот, но поскольку у нас с ним только-только начали налаживаться отношения, прикусываю себе язык и покорно топаю в свою каюту. Ничего, подожду, пока он набродится вдоволь и снова выйду. Присев на краешек койки, я прислушиваюсь к каждому шороху и не замечаю, как наваливается сон.