— Ск-колько дашь, если я сейчас откру… кру… тю эту штуку? — заплетающимся языком выговаривает его приятель, махнув рукой на семейную реликвию. На пальцах показываю сумму — опасаюсь, что одно упоминание денежных средств прибьет к берегам сознания прижимистого хозяина дома. Би-Кер-Дон, пошатнувшись, поднимается, придвигает какой-то чурбак и, кое-как взгромоздившись на него, берется выкручивать люстру. Его то и дело ведет в сторону, но он умудряется сохранять шаткое равновесие.
— Что тут опять творится?! — яростный вопль отвлекает меня от этого зрелища. На пороге стоит, подбоченившись, двухметровое создание, увешанное разномастными побрякушками. Судя по более светлому оттенку меха, это дама. А по тому, как он стоит дыбом, легко сделать вывод, что настроена леди весьма недоброжелательно.
— В-вот… подарок Ри-Ван-Кону от дружественной расы вешаю! — не теряется Би-Кер-Дон, демонстрируя уже выдранный им сверкающий разноцветными камешками штурвал. — Сам он уже не может… ик-к! Очень устал!
— Во-он! — орет, топая ножищами, гневливая дева. — Грязный, похотливый болотный борги! Весь дом завалил уже сувенирами от инопланетных баб! А ты гнусный сводник! И звездную путану эту плешивую забери вместе с ее мерзостными подарками!
Нас с Би-Кер-Доном долго уговаривать не приходится. Двумя торпедами вылетаем из дома со штурвалом в обнимку, провожаемые цветистыми тагаранскими ругательствами, которые я на бегу стараюсь запомнить — среди них много новых для меня и, похоже, весьма крепких выражений. Вслед нам со свистом мчится и усыпанный стразами сортирный стульчак. Я успеваю пригнуться, а моего изрядно поддатого спутника сшибает им, точно бумерангом. Снег осыпают сверкающие стекляшки, а само сиденье разлетается на куски. На обломки налетают, точно сороки, какие-то мелкие ушастые меховые комки. Несколько мгновений — и утоптанная дорожка девственно чиста. Похоже, даже местная фауна одержима собирательством барахла.
— День… ик!.. ги! — приподняв голову из сугроба, гудит Би-Кер-Дон. Сую ему кредитки, которые моментально скрываются в шерсти. У тагаранцев имеется сумка, как у земных кенгуру, только вот у них вынашивать потомство надлежит самцам. Ну, а пока нет наследников, она успешно исполняет роль портативного сейфа, тем более, что внутри имеются ядовитые присоски, надежно охраняющие содержимое от хищнических поползновений чужих лап. Прижимая к груди с боем добытый трофей и попутно стряхивая особо цепких снежных блох с термокостюма, возвращаюсь на рынок разыскивать своих компаньонов… ну или хорошую порцию ора и нарядов вне очереди — куда ж без этого.
====== Глава 17. Нюк. Две минуты и Омен ======
Если в начале поездки я мерз, то теперь, после бесконечных торгов за хлам, ничуть не лучше того, из чего сляпан «Дерзающий», взмок, как студент с низкой социальной ответственностью на экзамене. Мало выторговать деталюху у волосатых великанов — надо ее просканировать на работоспособность и наличие повреждений, загрузить на автокар и одним глазком приглядывать, чтоб ее тут же кто-нибудь не упер. Цилли уже гору нагрузила, и местные таращатся на это сказочное богатство с нескрываемой завистью и вожделением. Я почти разобрался, где у них зад, где перед, и какие эмоции выражает весьма подвижный мех. Похоже, прибыль тагаранцам вообще не важна, не в этом смысл их торговли, главное — процесс.
— А ну, лапы убрал! — рыкаю я, выдергивая уже оплаченный блок питания из рук конкурента, пытающегося из чистой любви к искусству перехватить совершенно ненужную ему штуку у азартно гудящего продавца. Отмахнувшись от роя огромных снежинок, залепивших маску, шмякаю деталь на автокар, запираю защитный кожух и едва не сталкиваюсь с неизвестно откуда вынырнувшей Соколовой. Я и не заметил, когда она отлучилась. Таблетки, наверное, искала. Из ее сумищи торчит какая-то переливающаяся разноцветными каменьями штукенция.
— Это у тебя вкус такой отвратительный, или просто отбиться не смогла от настойчивого продавца? Очень… вызывающее ожерельице, — спрашиваю я. — Вульгарное даже, я б сказал.
— Чудодейственный оберег для рыдвана, изготовленный из натуральной чешуи и животворящих фекалий снежного дракона, — не моргнув глазом отвечает Ярка. — Бас давно в рубке хотел приспособить, ксеноморфов агрессивных отпугивать. Да и у заводящихся внутри Чужих, говорят, вызывает острые приступы клаустрофобии и выманивает из темных углов. Незаменимая вещь.
— Первые признаки звездной лихорадки налицо, — бурчу я, огибая ее.
— Вот удача, что я уже прикупила пилюль и от этой напасти, — жизнерадостно хлопает по своему баулу почему-то необычайно довольная собой Соколова. Может, уже и курнула какой-нибудь местной травки, пока мы как оголтелые торговались за каждую ржавую деталь? Помощница, блин, знаток местных обычаев. Так прям нам помогла… Я сам бонгом местного производства чуть было не соблазнился, да вовремя выяснил, что курят тут через него все ту же заварку, а заливают внутрь — чаек, наркоманы унылые…
Наконец Цилли решает, что денег нами на помойку достаточно выброшено, и дает отмашку возвращаться на космодром. Божественный напиток для налаживания коммуникации у Ярки закончился, и обратный путь на спине неторопливой скотины занимает гораздо больше времени. И почему-то меня это бесит куда сильнее, чем тошнотворные скачки. Вообще все бесит… И планета эта, и снег нескончаемый, и зверюга волосатая, и Цилли невозмутимая, и Соколова сияющая.
Не успеваем ступить на посадочное поле, как из ближайшего сугроба со скрипом и скрежетом выруливает уже знакомый однорукий механизм. Проигнорировав нас с бортмехаником, он увязывается за Яркой, норовя ухватить ее за штанину термака единственной, покрытой толстым слоем коррозии, конечностью. При этом робот издает нечленораздельные мычащие звуки, которые даже универсальный переводчик не может идентифицировать и перевести в нормальную речь. А с ржавой его головы на лицо свисает клочок меха — должно быть, по местной моде кто-то уже бедолагу украсил.
— Кажется, ты ему приглянулась, почуял родственную душу, — констатирую я, не препятствуя этой гормонально-механической вспышке. Соколова — роковая женщина, прям ни один абориген, включая металлических, перед ней устоять не может! Ладно, сама разберется… у нее это без рукожопых заступничков норм получается.
— Ржавчиной пропахлась на «Дерзающем», вот он и завелся, — хмыкает Цилли, не разделяющая Басовых заблуждений насчет нашего судна.
Ярка заговаривает с роботом на разных языках, но тот продолжает монотонно гундеть что-то свое, волочась за ней на манер штормового якоря. Рори его сигналов тоже не понимает и быстро теряет интерес к непонятному механизму. Лишь к середине взлетного поля в мозгу старой развалины, должно быть, всплывают остатки электронного интеллекта, и из ее недр доносится дребезжащий глас:
— Универсальный робот нового поколения ХРН-568 готов наняться на ваш корабль…
— Спасибо, но у нас полный штат, — пытается высвободиться из его клешни Соколова. — А большинство современников твоего нового поколения уже давно перешло в юрисдикцию археологов…
— Обучен искусству разгрузочно-погрузочных работ, уборки и ублажения самок всех известных в галактике видов, — невозмутимо продолжает скрипеть механизм. — Также владею древним земным искусством оригами — сворачиваю улиток из носков и утилизирую любую органическую и неорганическую стряпню…
При последних его словах Ярка даже спотыкается и, прижимая к себе сумку с безумным ожерельем, ошалело таращится на робота, чьи железные челюсти продолжают мерно шевелиться, обещая две незабываемые минуты горячей, как лава вулкана, страсти. Цилли хрюкает, борясь с накатывающим смехом.
— О, да это ж Тасин коллега! Таисий, — восклицаю я. — Ничего себе его космос потрепал! Или местная погодка… Но грех же от такого соблазнительного предложения отказываться, Соколова. Целых две минуты неземного блаженства! Улитки из носков! Бери. С рукой и ногами. И тем самым, чем это блаженство причиняется. Одной ржавой железякой на «Дерзающем» меньше, одной больше… Ни места много не займет, ни времени не отнимет, а польза для здоровья и настроения налицо.