Соколова уже там, в своем кресле, обтянутом новеньким чехлом с незабудками. На мерцающем перед ней экране проплывают свежесостряпанные Бо звездные карты, а она деловито бракует одну планету за другой:
— Слишком близко от звезды… слишком далеко… у этой кольца почище, чем у Сатурна, не будем испытывать удачу и нервную систему нового капитана и пилота в одном обцелованном светилом лице…
— Отставить обсуждение внешних данных командира, — бурчу я, шлепаясь в кресло Басилевса. — Бо, пилот Ксенакис выбыл из строя по состоянию здоровья в связи с резко наступившим алкогольным опьянением. Занеси происшествие в бортовой журнал. И отметь, что командование «Дерзающим» временно по ранжиру переходит к инженеру Стратитайлеру.
— Будет сделано, сэр, — безэмоционально рапортует этот паразит. «Сэр», гляди ты… а еще недавно с Тасей против меня заговоры плели. Незаметно обтерев резко вспотевшие ладони о термак, один за другим вручную включаю приборы, запускаю двигатели. Их натужное кряхтение разгоняет давящую на уши тишину и даже как-то успокаивает. Взявшись за вычурный штурвал, кошусь на Ярку и произношу:
— Давайте курс, штурман Соколова. Выбрали планету, где радиационное излучение не процелует капитанский нос до костей?
— Система звезды спектрального класса F, планеты с четвертой по шестую потенциально обладают умеренными климатическими условиями и пригодны для жизни антропоидных форм. При достаточном сближении будут высланы разведывательные зонды для забора атмосферных проб, — скороговоркой отбарабанивает та, быстро вводя данные в компьютер.
— Сэр, — подсказываю ядовито.
— Так, это что еще за доминантные игрища в рубке, молодежь? — интересуется Цилли, вваливаясь в шлюз. — И где Бас?
Точно, бортмех же еще не в курсе последних неприятностей, пьяное тело мы без нее обнаружили. Быстренько обрисовываю обстановку и объясняю принятое решение двигаться к любой пригодной планетке, не дожидаясь воскрешения Ксенакиса, каждую секунду ожидая, что мощная длань бортмеханика вытряхнет нас с Яркой из кресел и шарахнет по приборной доске, гася двигатели.
— Ядрена метеоритина, вот же плесень межпереборковая! — бесится Крошка, швыряя рабочие перчатки, в которых только что осматривала движки после атаки чужаков и странного гиперпрыжка. — Мухомор альдебаранский! Я ему брови-то подрихтую не хуже, чем Рекичински, пусть только проспится, алконавт хренов!
Да уж… До этого за все полтора месяца полета Цецилия Ибрагимбек выходила из себя всего пару раз, из-за Тасиного печенья да докова беглого хвостощупальца. Но тут, видно, и ее допекло.
— Так что, летим? — спрашиваю я как можно небрежнее.
— Валяйте, раз уж начали, — бросает Цилли, шмякаясь в свое законное кресло, которое аж натужно скрипит под ее мощным корпусом. Пропихнув вставший от волнения в глотке комок, начинаю наращивать обороты движков, одновременно как можно мягче выжимая скорость. Дальше автоматика сама справится. Корабль вздрагивает, проскрипев всем корпусом, точно древний старикан — больными суставами, а я не-е-ежно тяну штурвал вверх и вбок, уходя на проложенный Яромилой курс. Получается, конечно, далеко не так легко, как в симуляторе — несмотря на усилители, штурвал довольно тугой. Звезды чужой галактики за смотровым окном трогаются с места, превращаясь в веселый искристый рой. В общем-то, все не так страшно, в вакууме лететь все же — не то что в атмосфере. Лишь бы на метеоритный поток не нарваться. Рыдван, конечно, потряхивает, а нас на рывке вдавливает в кресла. Но все в итоге живы, а «Дерзающий» летит! И это я им управляю! Озвезденеть!
— Ну и где мои аплодисменты? — как бы между прочим интересуюсь я у изрядно прореженного невзгодами и алкоголизмом экипажа, хотя сердце у самого так и молотится о ребра, а руки поприлипали к чертовым стразам.
— Нам, рукожопым основателям новой расы, хлопать в сидячем положении несподручно — пятая точка конечности прижимает, — язвительно откликается Соколова, не отрываясь от своего монитора, на котором теснятся постоянно подкидываемые борткомпом ряды цифр.
— Будут тебе аплодисменты, когда чмякнешь эту банку на кусок земли поровнее без фатального для нее ущерба, — отвечает Цилли, мрачно наблюдая за нашими манипуляциями. — Ладно, пойду гляну, как там Варг… Рули, капитан Жопорученко, по курсу от штурмана-однофамильца.
Когда бортмех исчезает в шлюзе, Ярка корчит ей вдогонку рожу, а потом задорно подмигивает мне и говорит:
— И не такой уж ты Жопорученко, я ж говорила, что все получится.
— Позитивное подкрепление, да? Жить-то хочется, понимаю, — хмыкаю я, не сильно на свой счет обольщаясь. Это все семечки, так и ребенок бы сумел. А вот увести корабль от потока, из-под обстрела, от тяжелого притяжения нейтронной звезды, ввести в атмосферу, аккуратно посадить — вот тут опыт нужен посерьезнее моих игрушек.
Автоматика между тем набирает скорость, Бо врубает стандартный компенсатор, и нас перестает вдавливать в кресла — судно входит в режим межпланетного перелета. Я полностью сосредотачиваюсь на пилотировании, а Ярка периодически поправляет курс, сверяясь с новыми данными, которые параллельно собирает Бо. Шпарить на полной межзвездной я опасаюсь, все ж таки система полностью незнакомая и может таить всяческие неприятные сюрпризы. Так старые движки жрут больше топлива, но тут уж или — или.
— Ну как? Башка не кружится? — спрашивает Соколова через какое-то время, когда «Дерзающий» уже входит в зону притяжения намеченной звездной системы.
— Нет, — с удивлением констатирую я. — Тошнит только и в туалет очень хочется. И мармеладку еще.
Это, наверное, потому, что я очень сильно сосредоточился. Прям как никогда ранее.
— Блин-печенюшечка, сфотай меня! — спохватываюсь я. — Вдруг выберемся все-таки, нянюшке пошлю. Может, ей приятно будет, что из меня пилот получился, пусть и случайно, а не скучный фермер.
— По статистике, до семи процентов аварий вызваны желанием некоторых товарищей сделать селфи в самый неподходящий момент, — информирует Ярка, вводя очередную поправку.
— Так я зачем тебя прошу? Соколова, логика тебя покинула. У меня руки штурвалом заняты.
— А я, значит, здесь солнечные ванны, по-твоему, принимаю? — огрызается та.
— Ну на секунду-то оторваться можно? Че вот ты вредная такая? Я мог бы и приказать, между прочим, но нет, ласково попросил. Вредина кучерявая, — обижаюсь я. Невыносимая девка, только начинаешь к ней хоть что-то человеческое испытывать, как она мигом все обламывает. Торквемада, поди, все алтари Вселенной свечками да аромапалочками истыкал, благодаря космос за избавление от этой жопоболи.
— Бо, надеюсь, ты все это фиксируешь? — спрашивает Ярка. — Чтобы подтвердить неправомерность подобных приказов на грядущем галактическом полевом суде, если и.о. капитана Стратитайлер решит повесить на меня обвинение в мятеже.
— Я, между прочим, еще как бы и инженер, так что в бортовом журнале в итоге будет отражено то, что мне выгодно, — показываю я язык противной девчонке. — Забыла, что совести у меня нет? Я вон целый экипаж без сортиров оставил…
Она не отвечает, и мы оба надолго замолкаем, занятые делом — в звездной системе мотыляется дозвездища метеоритов, комет, каких-то одиноких гигантских обломков, от которых только знай уворачивайся. Я от старания аж язык прикусываю, а по спине ползут капли пота, невзирая на то, что термак равномерно меня охлаждает. В глазах уже рябит от координатной сетки на экране и роящихся за стеклом звезд. Цилли пару раз заглядывает в рубку, проконтролировать, как мы тут рыдван доканываем, а потом заваливается спать. Делать ей все равно пока нечего, «Дерзающий» словно сжалился над нами и пашет без сбоев, что для него совсем нехарактерно.
— Судно входит в зону досягаемости зондами атмосферы шестой планеты, — прерывает через какое-то время наше сосредоточенное сопение Бо. — Производить запуск?
— Валяй, — разрешаю я. — Пусть сразу пробы почвы и воды возьмут, если последняя имеется.