Рори, науськаный Нюком, с азартом кидается грызть нападающих. Ветки и брызги летят из-под его острых зубов во все стороны. Ему отравление, если что, не грозит. А кустиков становится все больше и они, похоже, стягивают вокруг нас голодный хоровод! Отрезаю цапучую ветку еще одному, самому настырному, и паразит тоже окатывает меня черными маслянистыми брызгами. Ядовитая дрянь, поди-ка. Надо бы на анализ ее взять. Кажется, я начинаю догадываться, почему это место не импонирует остальной флоре и фауне… Ну да ладно, погодите, мерзавцы, рыдванчик-то наш, когда сюда ухнется, поджарит вас, точно моя бабушка — хрустящую соломку к субботнему чаепитию!
— Да отвалите уже, — шиплю я, выдергивая ноги из услужливо сворачиваемых темными отростками арканов. — Хуже славийских москитов, туманность вас поглоти!
— Дуй в шлюп! — командует Нюк, с натугой дергая бур, рассчитанный на ручищи Цилли, а не на его, привыкшие по интерактивным панелям стучать да косячки сворачивать. Выходит не очень, но инженерный умишко и тут выручает — Стратитайлер врубает на скафандре антиграв, и геологический прибор вылетает из земли с причмоком, точно пробка из бутылки шампанского. Саксаулы, предчувствуя отмену трапезы, яростно цепляются за ускользающую нямку и даже бур обматывают и жадно тянут к себе, хотя понятия не имею, на что он им сдался? Его-то точно не съешь. Нюк, чертыхаясь, поднимается выше, прихватив и развоевавшегося Рори под мышку, и эвакуируется к шлюпу.
Добегаю, вернее, допрыгиваю до него и я, с головы до ног покрытая липкой мерзотой, которую извергают срезанные стебли, даже стекло шлема забрызгано. Чудное, черная дыра его дери, местечко! Может, выклянчить еще топлива и над другим континентом прошвырнуться — вдруг там найдется что посимпатичнее?
Пока Нюк распихивает по кабине бур и перемазанного питомца, успеваю сунуть изгвазданный саксауловыми метками рукав анализатору на дегустацию. Получив результат, невольно вскидываю брови, а потом начинаю неудержимо ржать. Экая гремучая смесь-то! Ну, ребята, попадитесь вы только одному моему знакомому пилоту, уж он вас оприходует, не успеете свои коряпки к нему протянуть. Подозреваю, у Баса нюх на такие вещи. Кстати, о Басе… не забыть бы отыскать источник забвения, из которого тот цедит огненную водицу. И выжечь к зирковой матушке заросли этих саксаулов. От греха подальше. Хотя… учитывая второй компонент сока, можно пустить их на горючее для каких-нибудь кустарных огнеметов, которые Цилли с Нюком соберут на досуге из завалявшегося в недрах трюмов груза портативных толчков и баллончиков со взбитыми сливками. Куда ж без грозного оружия в чужой галактике?
— Что, и здесь спиртяга? — удивляется Стратитайлер, впихивая пробу почвы в герметичный контейнер. — Кажется, всю систему стоит в честь Баса назвать. Звезда Алый Алконавт. Как тебе? Когда-нибудь, через миллиарды лет, она состарится, покраснеет, и название сделается совсем в яблочко.
— Наречем же эту планету Ксена, — прыскаю я. — Красиво так звучит. Загадочно и чужеродно. Лишь бы при посадке не устроить глобальный пожар — эта дрянь легко воспламеняется. Очень, очень легко, судя по составу. Так что, может, ты и прав насчет этого места, и есть смысл дозаправиться и прошвырнуться над другим материком.
— Ну и нафиг я тогда землю бурил, как центаврийский кротосвин? — огорчается Нюк, смотрит на меня, будто я у него рождественскую конфетку отняла, и немедля вытряхивает контейнер за борт.
— Это ты зря, знание — сила, оно лишним никогда не бывает, — возражаю я, провожая полным сожаления взглядом образец, к которому уже тянутся жадные, хищно извивающиеся, точно луманские гадюки, отростки. Мне вот интересно, из почвы зловредная растительность вытягивает эту субстанцию или все-таки самостоятельно синтезирует. И зачем ей это вообще нужно, в качестве защитного механизма или еще для чего?
— Да черная дыра с ним. Не стану я тут рыдван сажать, мне эта залысина сразу не понравилась. Может, это какой-нибудь посторонний вид, случайно занесенный на Ксену бедолагами вроде нас? — замечает парень. — Прилипло семечко к шасси, потом отлипло и успешно прижилось. Что-то нигде больше таких проплешин не попалось.
— А вдруг это сами одичавшие бедолаги? — тут же выдвигаю встречную теорию я. — Читала, есть раса людей-растений, правда, контакты с ней пока под запретом, но она очень даже разумная и неплохо так развивается… в своем ключе. Вдруг и сюда подобных помидорочеловеков занесло? Обустроились, бухают не просыхая по примеру Баса, а закуска уже стала ученой и обегает пустошь стороной. То-то они нам так обрадовались!
— Растений прям растений? Не флороподобных или с флоропроисхождением? Прям на одном месте торчат, кусты кустами, ягоды какие-нибудь производят, и при этом разумные? — уточняет Нюк.
— Торчат, — подтверждаю я. — Общаются посредством ароматов. Еще и сочинительством балуются, стихи и симфонии из запахов творят.
— Ну, эти вон стихами и симфониями нас баловать что-то не стали… за ноги хватать принялись, как тот соплюк на Ниме, — фыркает он, оттирая черную пакость с морды Рори.
— Может, ты им крышу в парадной зале просверлил?
— Аргумент, — смеется напарник. — Заводи, кадет, поехали.
Запускаю подозрительно зачихавшие двигатели. Ну здрасьте, только этого нам и не хватало! Если застрянем тут, придется неделю куковать с этими кустистыми алкоголиками, дожидаясь, пока Бас проспится! Но нет, вроде, исторгнув все посторонние шумы, движки выдают наконец довольно ровный, чистый звук. Шлюп взмывает в воздух. А вслед за ним — и та летающая махина с другой стороны реки стартует. Пару раз без особого успеха цапнув посудину за бок, она отваливает со злобно-разочарованным криком. Нет, определенно, не лучшее место для стоянки.
— Слушай, Нюк, я вот что подумала, — говорю после непродолжительного молчания. — А нельзя капитана еще на пару деньков в регенераторе придержать, пока Бас не очухается? Может, для его и нашей нервной системы хватит и ора по поводу того, что мы со злосчастной страпелькой в обнимку слегка заблудились без его чуткого руководства? Чего теперь уж доверие подрывать к боевому, так сказать, товарищу, и все, что этому доверию сопутствует…
Нюк поднимает руку, чтобы по привычке запустить пятерню в травенеющие прядями вихры на затылке, скребет перчаткой по шлему, и произносит задумчиво:
— Это уже вроде как насильственное лишение свободы получается. Да еще и капитана корабля. И вообще, с какой стати мне Баса покрывать?! Когда Варг нас с тобой на Ниме выкинул, он и слова против не сказал! Да и никто, кроме Шухера, не сказал. А, ну Тася еще, но та по тебе печалилась. Думаешь, не знает кэп, что старый дружок прибухивает крепко? Ну, поорет, ну, оштрафует. Не убьет, поди.
— Да знает наверняка… просто нам всем, похоже, до-олго вместе сосуществовать, к чему теперь лишняя ругань, — вздыхаю я. — А штрафы… кого они сейчас волнуют. Как, в общем-то, и выговоры в личном деле. Зато перспектива быть выкинутым в шлюз в приступе капитанского гнева утратила статус призрачной, учитывая, что гуманистические законы Союза остались далеко за бортом, — прибавляю с нервным смешком.
— Не каркай, Соколова! Я и так липким потом хтонического ужаса покрываюсь при мысли, что ни одной девчонки больше, кроме Таси да вас с Цилли, не увижу. А симулятор рано или поздно сдохнет. И я сдохну — бородатым грязным отшельником, заливая тоску настойкой из корней вон той дряни, — кажется, на полном серьезе заявляет бортинженер.
— По теории вероятности, на целую галактику должна найтись хоть одна гуманоидная раса, мало-мальски подходящая землянам в физиологическом плане… ну, а что не очень подойдет — один черт после десятка лет отшельничества только задним числом и заметишь, — философски замечаю я. Признаться, половой вопрос в нашей ситуации волнует меня в последнюю очередь. Понавыдумывали люди всякой ерунды, чтобы депрессивные романы да песни повод был сочинять… Я один раз, правда, тоже общей тенденции поддалась, но теперь-то уж ученая. Обойдусь как-нибудь без этих глупостей. Лучше подналягу вон, скажем, на физику и принципиально новый двигатель изобрету. Или гравитоны научусь самостоятельно выделять. А может, что-нибудь полезное открою, чтобы с тоски в этой галактике не загнуться.