— Если удобней — топай в термаке. Только со сферой.
Облачаюсь я быстро. Плазменный нож Нюка остался у меня, так что прихватываю и его, мысленно напомнив себе заняться-таки кустарным производством метательного оружия.
Нагрузившись контейнерами и анализаторами, мы выходим наружу. Желтовато-белое светило уже утратило свою пронзительную яркость и перекатилось ближе к условному востоку — вращение у планеты, по сравнению со всей остальной системой, обратное, так что тут все шиворот-навыворот. Тучи растащило ветром, небо расчистилось и налилось яркой лазурью, а вот полянка побурела и утратила сочные краски: «Дерзающий», как водится, опалил и изгадил копотью при посадке все, до чего дотянулся. Надеюсь, ксенобелки не поджарились. Было бы жаль, занятные зверюги-то. Может, даже поддающиеся приручению: базовое любопытство — хороший задел для установления какого-никакого контакта.
На сей раз никто в кустах не шебуршится, да и неудивительно — Нюк гукнул наше доблестное корыто оземь с таким ревом и грохотом, что вся окрестная фауна, поди, с жестокой контузией полегла. В небе тоже пусто, хотя вдали, за рекой, можно различить кружащие темные точки: должно быть, стая каких-то летающих тварей резвится. Вокруг корабля вся растительность выжжена подчистую, что не сгорело в пламени дюз — то свернулось от жара в похрустывающие под подошвами ботинок сушеные трубочки и покрылось слоем черной копоти. А вот заросли по краю поляны уцелели и, кажется, укоризненно покачивают ветвями в такт каждому нашему шагу.
Цилли врубает антиграв и воспаряет вверх, оценивать урон, нанесенный многострадальному корпусу рыдвана очередными испытаниями. Я остаюсь внизу наблюдать за местностью. У бортмеха имеется личное оружие, и, по ее словам, у пилота бластер тоже есть, однако последний покоится в персональном сейфе Баса, код к которому известен лишь ему самому и Варгу. То есть с тем же успехом пистолет мог остаться в покинутой нами галактике, и пока старшее поколение не очнется — сейф не вскрыть. А когда оно очнется, никто уже, само собой, бластер в мои шкодливые рученьки не доверит. Впрочем, пока что поводов для его применения, к счастью, нет. Никто не атакует и не порывается нас схомячить.
— Заплата отошла, — ворчит Цилли, спускаясь на землю. — Приваривать надо. Пошли глянем, что там с водой. Может, и из растючки чего на анализ возьмем. Запасы продуктов-то у нас не бесконечные, пора учиться жрать, что подают местные угодья.
Минуя сиреневые кусты, я все высматриваю в них знакомых белок — и не только из интереса к инопланетным формам жизни и гуманистической надежды, что они силами «Дерзающего» не обращены в барбекю. Нельзя исключать, что эти очаровашки обладают аппетитом стаи голодных пираний, и любопытство проявляли сугубо гастрономического плана. Однако никто на нас из зарослей не прыгает, и мы довольно спокойно спускаемся к реке. Поток неторопливо струится, петляя между поросших травой берегов, над водой носятся какие-то насекомые с огромными золотистыми крыльями. Непроизвольно передергиваю плечами: на Славии эта братия тоже велика и дивно красива… и при этом совсем даже не прочь отведать кровушки. До прибытия колонистов милейшие упыристые бабочки охотились на местную толстокожую фауну, однако оказались непривередливы и адаптировались к новоприбывшей пище точно так же быстро, как и сами земляне — к славийским деликатесам.
Стараясь держаться подальше от стайки полупрозрачных крылатых созданий, наклоняюсь, чтобы набрать воды. Не успевает щуп с контейнером нырнуть в реку, как оттуда мгновенно вылетает бесхозное щупальце и норовит любовно обвиться вокруг моей шеи. Хорошо еще, что рефлексы у меня выработаны родной планетой, которая тоже богата сюрпризами, а не цивильной Землей, где вся живность давно переписана, каталогизирована и ведет себя приличнее гомо сапиенсов. Я успеваю не только отпрянуть, но и выдернуть контейнер с пробой. Щупальце исчезает так же стремительно, как и появилось, и снова воцаряется пасторальная атмосфера райского уголка, в которой лишь лениво журчит река да шелестят своими золотыми крылами гибриды стрекоз и саранчи. Мгновенно выхватившая бластер Цилли держит под прицелом вновь совершенно мирную и безобидную заводь, романтично так розовеющую в лучах склоняющегося к горизонту светила.
— Пробу успела взять? — спрашивает бортмех и, когда я киваю в ответ, постановляет экспедицию свернуть: близится вечер и кто знает, какая еще фауна, уважающая добрую ночную охоту, вылезет из своих нор. Соблюдая все предосторожности, подобающие разведчикам свежеоткрытого недружественного мира, возвращаемся к застывшему на выжженной полянке рыдвану. У границы лиловых зарослей моего обоняния вдруг вкрадчиво касается знакомый до урчания в желудке аромат. Стихийно возникшее недоумение, откуда бы ему взяться тут, на околице чужой галактики, прерывает резонный вопрос: а как я, собственно, вообще что-то могла учуять? В захлопнутой наглухо сфере-то? Это ж простецкий термак, а не супернавороченный скафандр с системой распознавания запахов.
Начинаю настороженно озираться по сторонам и тут замечаю неприглядненькое растеньице, скромно притулившееся у протоптанной нами тропы. Оно напоминает блеклый подсолнушек, растерявший лепестки, зато прямо над ним — удивительное дело — как ни в чем не бывало реет тарелка, полная бабулиных румяных пирожков с мясом… а может, и с грибами. Да и с ягодами у нее весьма и весьма недурны…
— Цилли, что ты там видишь? — тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, спрашиваю я, ткнув пальцем в сторону парящего в воздухе кулинарного шедевра. Бортмех, повернувшись в указанном направлении, на секунду застывает. Бьюсь об заклад, она сейчас тоже втягивает ноздрями божественный аромат какой-нибудь нямки из глубин своей памяти. Бифштекса там какого, национального… с кровью, шерстью и когтями неосторожного хищника.
— Добротный глюк, — выносит вердикт она. — Интересно, за счет чего создается? Зачатки сенситивных способностей — это уже шаг вперед по сравнению с обычными заманухами плотоядных растений. Может, они тут самые разумные и есть.
Мы обходим цветок стороной, и через несколько шагов манящий запах пирожков безвозвратно меня покидает. Радиус воздействия у любителя чужой плоти, по всему видать, невелик. По пути к реке мы прошли несколькими метрами дальше — и никаких галлюцинаций нас не посетило. Правда, может, он с закатом активизируется?
До корабля добираемся без происшествий. И там, как ни странно, все тоже без традиционных ЧП. Впрочем, вероятно, дело в том, что все, кто способен их спровоцировать, погружены в крепкий сон. Док с его отпрыском, Бас и Рекичински продолжают почивать, надежно запертые в капсулах, Нюк дрыхнет без задних ног в своей каюте. И только Тася с упоением заканчивает расшивать очередной чехол для кресла золотыми мухоловками. Для капитана расстаралась. Надеюсь, хоть это малость смягчит его потрепанное в боях с рыдваном и раздолбайским экипажем сердце, когда мы бодро доложим обстановку…
На планету опускается вечер, и, пока светило не вернется на небосклон, за пределами корабля делать нечего. Так что, отправив все собранные образцы на анализ, я тоже топаю спать. По расчетам Бо, рассвет наступит не раньше, чем через двенадцать стандартных часов, так что пока можно со спокойной душой последовать примеру и.о. капитана и пополнить сонное царство своей персоной. В конце концов, всем известно: чем больше кадет спит, тем меньше от него вреда.
Едва продрав глаза, гляжу на часы. Близится местный восход, а это значит, меня ждет куча дел. Поплескав водичкой на лицо и пригладив мокрыми руками встрепанную шевелюру, на ходу впрыгиваю в комбез и ботинки и несусь проверять, кто из поредевшей команды уже вырвался из цепких щупалок Морфея. По пути заглядываю в медблок, но там, разумеется, все без изменений: огоньки регенератора мерно перемигиваются, только звуковое сопровождение из громового Басова храпа исчезло. Надо бы, наверно, выпустить уже на волю всех, кого мы безопасности ради перед посадкой упаковали в компенсационные капсулы.