Варг возвращается в рубку спустя добрый час, и руки у него, как ни странно, даже не в крови. Суровая складка между бровей заставляет держать язык за зубами.
— Идите, — бросает он нам с Нюком. — Отдыхайте.
Уже через закрывающийся шлюз я слышу голос пилота, негромко, но с упреком произносящий:
— Девочку-то за что? Ну ладно этот клоун, язык без костей.
— За все хорошее, — огрызается капитан. — Одним миром мазаны. Сам не видишь, что творится? Не без их помощи. И ты туда же…
Черная дыра дери, сегодня прям все так или иначе меня пристыдили, от бывшего суперкарго до пилота. Как тут не почувствовать себя той еще космической чумой, не ценящей никого вокруг?
— Эй, чего воздухозаборник повесила, козявка кучерявая? — косится на меня Нюк, и легонько щелкает пальцем по носу. Едва успеваю удержать рефлекторно дернувшуюся руку, чтобы не подпортить его собственную сопелку. Длань-то у меня тяжелая, приснопамятный лакиец подтвердит.
— Мучаюсь, кого из толпы рыцарей осчастливить, — огрызаюсь я.
— Пф… Делов-то. Кинь монетку или конкурс какой для них придумай. Кто первый на швабре верхом до медблока доскачет — тот твой цветочек и сорвет… Гоу в нарды поиграем, что ли? Или еще во что-нибудь. Что-то мы одичали совсем и культурно отдыхать разучились. А ведь и недели вне цивилизованной галактики не живем.
— Давай только сперва разведаем, чем кончилась культурная беседа кэпа и Рекичински, — предлагаю я, благоразумно пропустив мимо ушей про сорванный цветочек. — Ну, и эпитафию там поприличнее сочиним… если даже пилюли и ядовитый язык Врагусика уже окажутся бессильны.
====== Глава 33. Нюк. Новая цель ======
— Да жив твой рыцарь хитрозадого образа, зуб даю, — закатываю я глаза. Почему мы просто не можем пойти играть в нарды? Пофиг мне, что там с тем Рекичински, я б не расплакался, даже брось мы его на Ксене. За спасение кадета Соколовой, конечно, мое ему человеческое спасибо, но как-то это его косяк перед экипажем целиком все равно не замазывает. И вообще, запарился я все время думать и проблемы решать. Просто расслабиться хочу. Хотя бы на часок.
— Варг вон какой смурной вернулся, после убийства, небось, довольный был бы, знак родовой кровью суперкарго себе бы на всю морду нарисовал, — привожу я весомый, на мой взгляд, аргумент. Нет, насупленная, лишенная своего раззвездяйского очарования «а-где-я-еще-не-нашкодила» Соколова мне напрочь не импонирует.
— Быть обязанной этому сомнительному типу — похуже, чем проснуться в обнимку с джокордом, — строит гримасу Ярка. — Но знать, что он уволок этот мой должок с собой в могилу, пожалуй, все равно что стать королевой целого соплюкова выводка. Вовек от вони не отмоешься. Так что мне нужно удостовериться лично.
— Понимаю твою досаду, только родня на ужин свистнуть хотела, — хмыкаю я, — а тут непрошеный спаситель нарисовался, долгожданную встречу родственников обломал.
— Каких еще, в черную дыру, родственников? — рассеянно воззряется на меня Соколова, явно слишком занятая своими размышлениями о злосчастном долге чести и оттого переставшая вовремя засекать подначки.
— Тех самых, — ржу я, прикладывая пальцы к голове. — Рогатых. Серой припахивающих. Ближайшая твоя родня, не?
— А тебя, значит, надо полагать, птички на небеса вознести хотели, на лютне наяривать и амброзией наливаться? — парирует Ярка.
— А что, были какие-то сомнения? — делаю я невинное лицо, хлопая ресницами.
— Видать, в аккурат с той амброзии самих благих вестников так послабило, что скафандр потом пришлось через три цикла дезинфекции пропускать, — ехидно замечает Соколова, продолжая методично обходить жилые отсеки рыдвана. Проще, конечно, спросить, где и в каком состоянии пребывает этот зирков выползок, у Бо, но тогда о запросе может узнать Варг, а кадет явно не желает схлопотать еще один подзатыльник — теперь уже за излишне длинный нос, сующийся не в свои дела.
— Ой, хватит завидовать, Соколова, на твой век говна хватит, еще причастит тебя кто-нибудь, не переживай, — хмыкаю я. — Моего коронного блюда от шеф-повара Вегуса уже вон отхватила. И за этим дело не станется.
— Это просто я к креслу пристегнута была, а там еще и ремни все время заедают. Дедуле вон ни разу не удалось меня догнать, случалось нам с ним неплохие забеги по полям и выгонам устраивать, — бурчит Ярка, машинально потирая кучерявую макушку. Лапень у Варга что твоя кувалда, у самого там до сих пор звенит. Гад такой, все конвенции попирающий… меня так-то нянюшка никогда и пальцем не трогала! Да и другие воспитатели тоже. На Земле лет триста как это не принято. Непедагогично. С пацанами дрались, конечно, бывало, до кровавых соплей порой. Но старого доброго подзатыльника из олдскульного плоского кинца я только на борту «Дерзающего» отведал. Правда, меня и на прежнем рабочем месте пару раз прибить пытались… но я, как Соколова, вовремя спасался. И не всегда бегством.
Ярка толкает в сторону дверь в кают-компанию. Там пусто, однако сразу бросается в глаза нежащаяся под лучами ламп и как будто заметно попышневшая капитанская мухоловка.
— Неужто ей скормил? — драматическим шепотом произносит Соколова, уставившись на лоснящееся, необычайно довольное растение, лениво покачивающее зубастыми бутонами.
— Ты меня прям пугаешь, Яромила, — без тени иронии говорю я. — Влюбилась, что ли? Интеллект на глазах тает! Как такая маленькая мухоловка всего Рекичински ухомячит-то? Знаешь, сколько тут кровяки было бы? Тася до сих пор брызги бы оттирала.
— Ну я же не утверждаю, что всего целиком скормил… может, только кусочек, а остальное — припрятал на череду поджидающих нас всех голодных будней, — замечает Ярка и неожиданно принимается ржать: — Видел бы ты свое лицо — ну чисто мамуля, наткнувшаяся на хвосторогую сухопутную десятиножку под моей кроватью! Так и не дала мне тогда проверить, вырастет та до размеров лошади или нет… если ее колбасой кормить.
— Приходится тут подрабатывать родной маменькой для зайчих всяких приблудных, — бурчу я, не пряча улыбку. Ну, хоть повеселела девка, и то пирожок.
— Приятно, когда о тебе хоть кто-то беспокоится, — раздается невозмутимый голос за нашими спинами, и Соколова, резко обернувшись, нос к носу сталкивается с объектом своих тревог, чтоб ему еще в одну черную дыру провалиться, но уже не в нашей компании. Ну вот, я ж говорил — жив-здоров и даже в полной комплектации. Все мои зубы еще мне послужат.
— Я за мухоловку беспокоилась, так-то, — тут же убрав с мордахи озабоченное выражение, парирует Ярка. — Вдруг несварение случится, жалко будет цветочек. Не зря ведь тебя саксаулы ксенийские жрать не стали, они флора многоопытная, им виднее.
Рекичински с нечитаемым выражением физиономии смотрит на нее и пожимает плечами:
— Я так и подумал. Прямо сразу заметил в тебе неприкрытую любовь к живой природе.
— Знаешь, а ведь раз ты тоже до сих пор живой, как та самая природа, можно допустить вероятность, что на кэпа повлияла затаенная печаль в моих выразительных глазах… И именно это заставило его отказаться от первоначального плана превратить тебя в спутник Ксены, — задумчиво тянет Соколова. — Может, я уже и рассчиталась со своим должком?
— Ты мне и не была ничего должна, — чуть приподнимает брови экс-суперкарго. — Не понимаю, откуда у тебя вообще эта навязчивая идея про долги?
— Она с отсталой аграрной планеты, где живут по законам предков и до сих пор процветает вендетта, а замуж выходят исключительно девственницами, — немедля мщу я Соколовой за бездарно потраченное время.
— Ясно, — скучнеет Ярка, параллельно пульнув в меня свирепый взгляд. — Значит, не рассчиталась. Ничего, долго в заемщиках не прохожу, на рыдване что ни день — то катастрофа. Может, сподоблюсь еще от взбесившейся мультиварки спасти или там из-под руин рухнувшего писсуара героически выдернуть.
Она самоуверенно вздергивает нос и, повернувшись ко мне, говорит, больше не глядя на Рекичински:
— Пошли уже в нарды играть, что ли, представитель передовой Земли. На пальцы. Как принято на моей отсталой планете. Один проигрыш — один палец. Если до ужина успеем, Тася на закуску мясных палочек в панировке из выигрыша моего нажарит.