Дед на минуту замолчал, и глаза его быстро повлажнели. Стариковская слеза — непрошеная, скорая.
— Кто в живых остался, приезжают к нам, гостюют, — справившись с волнением, тише прежнего продолжал Таукчи. — Тужлов Василий Михайлович, к примеру, бывший начальник заставы, — из Москвы, Бузыцков — из Одессы, Константинов… А вот сынок Михалькова, Анатолий Васильевич, тут у нас служит. Заместитель по политической части. Обходительный такой, культурный молодой человек. И на отца похож. Ох, как похож! Да вы сами увидите…
Дед Таукчи оказался прав.
Перед строем пограничников стоял молодой, щеголевато подтянутый лейтенант, в котором угадывалось поразительное сходство с Михальковым-старшим, фотографию которого я видел в отряде, в комнате боевой славы части.
Боевой расчет на заставе подходил к концу. Михальков-младший объявил состав нарядов на предстоящие сутки и порядок их выхода на границу, потом наметил хозяйственные работы и со знанием дела, быстро разрешил прочие вопросы. Он впервые подменял убывшего в отряд начальника и самостоятельно командовал заставой. Не знаю, может, это свойство сегодняшней молодежи, но в поведении лейтенанта я не заметил и тени робости. Он держался уверенно и с достоинством.
В канцелярии, предваряя мои расспросы, Анатолий Михальков достал из ящика стола и положил передо мной пухлую папку с надписью «Береговая крепость».
— Здесь собраны письма, воспоминания оставшихся в живых, газетные вырезки, схемы, в общем, все о первых днях войны. Все как было…
Вошел дежурный и доложил о готовности наряда — начались новые пограничные сутки. Лейтенант извинился и вышел. Через минуту рядом, за стеной, в дежурке, я услышал его звонкий командирский тенорок и первые слова боевой задачи:
— Приказываю вам выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик…
Я придвинул к себе папку и открыл первую страницу…
НОВЫЙ РУБЕЖ
Жарким июльским утром, утомленные нелегкой дорогой, обгоняя румынские воинские части и беженцев, они перевалили через Стояновский кряж и вышли наконец на берег реки. До закрытия границы оставалось всего три часа.
С севера на юг перед ними простирались обширные плавни с островками лозняка и терновника, и по ним, подобно ужу, извиваясь и шурша перекатами, петлял Прут. Два моста кроили реку: железнодорожный и гужевой, деревянный. А с противоположного крутого берега слепо таращился глазницами окон румынский город Фельчин.
Начальник заставы лейтенант Тужлов еще раз сверил карту с местностью. Сомнений не было.
— Ну вот, это и есть наша новая граница, — сказал он и оглядел притихших своих хлопцев.
— А где будет застава? — спросил рослый красавец Костя Шеин.
— Застава? — Тужлов осмотрелся. — Заставу мы построим вот здесь. — Его рука указала на небольшую поляну в двух-трех десятках метров от деревянного моста, по которому еще тянулись уходящие за Прут жидкие цепочки беженцев. — И назовем мы ее, — продолжал лейтенант, — «Береговая крепость».
Год без малого прошел с того дня, как «Береговая крепость» утвердилась на прутском берегу. Трудным и беспокойным был этот год у пограничников. Строились, обживались на новом месте, не раз с оружием в руках отстаивали новую границу. Боярская Румыния, вынужденная убраться из Бессарабии и Западной Буковины, не отказалась от мысли вновь посягнуть на эти земли, но уже в союзе с гитлеровской Германией. Враг забрасывал через границу свою агентуру, искал лазейки, прощупывал нашу готовность исподволь и шел на открытые провокации…
В первые часы нового, 1941 года на правом фланге, в районе рощи «Зеленая», трое румынских граничар под прикрытием своего пикета перешли по льду границу и срубили на нашей стороне несколько кустов вербы. Наш наряд, прибывший на место происшествия, подвергся грубому шантажу и угрозам: граничары целились в наших из винтовок, бряцали затворами, кто-то даже крикнул на русском языке: