«Нет, нет и нет! Это невозможно! — не мог прийти в себя Тужлов. — Этого не может быть!» Константинов что-то говорил ему, но он ничего не слышал, не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища. Он словно окаменел. Война входила в него целиком, заполняя ненавистью каждый капилляр его тела, каждую клетку мозга…
Дробный густой перестук станковых пулеметов вывел его из оцепенения. Это враг бросился в свою очередную атаку на мост…
Кровавая заря растекалась по небу.
Угасал первый день войны, уходил в историю, унося с собой несбыточные иллюзии и оставляя людям взамен лишь горькую, суровую правду.
Тужлов и Константинов обходили опорный пункт. Собственно, опорного пункта как такового больше не существовало. Ходы сообщения были разбиты, траншеи обрушены, все три дзота повреждены. Особенно пострадал дзот «Северный». Близким попаданием разворотило амбразуру и перекрытие. На вывороченном из земли бревне белели в сумерках одиннадцать зарубок. Одиннадцать атак за один-единственный день! И все они разбились об этот дзот, как волны в бессильной злобе разбиваются об утес, гордо вознесшийся над морем.
Шесть зарубок из одиннадцати сделал Чернов. Он погиб во время шестой атаки. В восьмой погиб Курбатов. В десятой — Овсянников. Последнюю зарубку сделал Лопухов… Шальная пуля настигла его в тот момент, когда он уже вынес из боя раненого Уткина.
Убитых хоронили в насыпи. Это было единственное сухое место в округе. Могилы отрыли на северном скате, более защищенном от вражеской артиллерия. Вместе с пограничниками положили и красноармейцев из разбитого эскадрона. Похоронили погибших без речей, без салюта и быстро разошлись по своим местам: противник затевал на мосту какую-то возню. Позже выяснилось — он вытаскивал на свой берег подбитые танки.
Пограничники тоже выслали свою разведку. В район моста и на фланги. Под мостом произошла короткая стычка. Разведчикам удалось установить: противник пытается разминировать нашу часть моста…
Всю ночь между заставой и Стояновкой курсировали парни из местного ополчения — выносили раненых, доставляли боеприпасы и продовольствие.
Всю ночь беспрерывно, не давая измученным в боях людям сомкнуть глаз, вещали вражеские громкоговорители. Не добившись ничего силой оружия, враг пытался сломить пограничников психологически:
— …Русский солдат, сдавайся! Скоро всем капут! Уничтожим всех большевиков, комиссаров и евреев! Тот, кто добровольно сложит оружие, будет жить хорошо!..
— Шоб ты подавывся, проклятый, отого своею галушкой, — бурчал Ворона в своем окопе.
ФЛАГ ЗАСТАВЫ
Хомов утратил представление о времени.
Судя по всему, теперь было утро. Едва уловимые его признаки просочились в темный глухой каземат и напомнили Аркадию, где он и что с ним.
С той минуты, когда он вторично потерял сознание и потом вновь обрел способность ощущать окружающее, был провал, который нелегко было теперь восстановить. Он очнулся от резкого запаха нашатыря в чистом, опрятном помещении, с болью в голове и с острым чувством тревоги, но родная русская речь успокоила его. Однако радость его была преждевременной: на рукаве человека, склонившегося над ним, он отчетливо увидел фашистскую свастику.
— Как ваше самочувствие? Я рад, что наконец имею возможность поговорить с вами…
Немец говорил почти без акцента, и оттого его гладкая речь казалась Хомову еще большим кощунством, чем если б тот коверкал ее при произношении.
— …Какова численность заставы? Пополнилась ли она в ночь на 22 июня? Бетонированы ли огневые точки и сколько их? Минирован ли мост?..
Хомов даже не пытался вникнуть в вопросы, которыми сыпал немец. На что он рассчитывает? На предательство? Фашист, убийца! В Испании он, наверно, тоже говорил на испанском, а в Польше — на польском… Выучил чужой язык в надежде быть понятым — задумывался ли он над тем, что даже ребенку понятна его звериная сущность?..
— Напрасно вы упорствуете. Вы все равно ничем не сможете помочь своим. Им уже никто не сможет помочь… — продолжал свое немец.
«Черта лысого, рыжий пень! Я не такой простак, как ты думаешь. — С некоторых пор злить немца своим молчанием приносило Хомову облегчение. — Если ты говоришь, что им не нужна моя помощь, так зачем же тебе сведения, которые ты хочешь получить от меня?»