Были и другие кандидаты, потому как люди у нас на «Керчи» все в принципе достойные и выбрать самых-самых тоже нелегко, даже замполиту.
Как только зима, как говорится, повернула на весну и появились у нас в распадке и на стрельбище первые проталины, а лед в бухте потемнел и вздулся, я начал «военные действия» против своего начальника майора Хобоки. Сначала исподволь, а потом все настойчивее и настойчивее намекал я ему на необходимость тыловой дороги. «Ну, ладно, — говорил я, — наряды мы все с побережья, конечно, не снимем, это абсурд. Но просто движение по флангу — за почтой или новыми кинофильмами, а то и в командировку, — это же намного сократит путь, а главное — безопасней. И линию связи можно надежную перебросить, не будем вечно мучиться». — «Ну, что ты уговариваешь меня, как девицу, ей-богу, — шумел Хобока. — Все это я знаю. Но пойми, это ж не так просто — взять и пройти между двумя вулканами по отрогам, по дикому лесу, где не ступала нога человека, через десятки распадков, ручьев и рек, по непроходимым зарослям бамбука…» Как он не понимал, что, пугая меня трудностями, он еще больше разжигал во мне желание идти и добиться своего!
— Ну и что, если хорошо подготовиться… — упрямо настаивал я.
— Нет, Анатолий Васильевич, не взыщи, но «добро» я не дам! — повысил голос майор. — И не будем к этому вопросу больше возвращаться. Тут, понимаешь, и так дел по горло, да и инспекторская не за горами. Работать надо…
Но вот однажды — дело было в мае, и я даже точно запомнил число — восемнадцатого — ситуация резко изменилась в мою пользу. Весна уже вовсю буйствовала над нашим островом. Как-то ночью в бухте со страшным грохотом взломало лед, и к утру она уже была чиста, как стеклышко. А потом разбушевался на несколько дней шторм, один из тех страшных весенних штормов, которые обычно венчают победу весны над зимой и окончательно очищают побережье от ее следов — льда и снега. Этим-то штормом у нас и захватило на правом фланге сразу два пограничных наряда. Один нес службу дозора, второй возвращался со стыка — нес свежую почту и кинофильмы. Связи с ними не было, и мы почти сутки были в неведении о судьбе людей, пока Хобока во главе тревожной группы сам не вышел на участок. Вернулся он злой, подавленный. Зацепило-таки на осыпях одного из пограничников. Правда, не опасно, но могло кончиться куда печальней.
В канцелярии, не раздеваясь, майор присел к столу, долго и отрешенно молчал, прикрыв ладонью воспаленные веки, потом поднял на меня усталый взгляд:
— Ладно, Астахов, твоя взяла. Ищи свою дорогу. Рисковать людьми больше нельзя. Риск — это только в кино благородное дело…
Вечером Хобока вернулся к нашему разговору.
— Ну что, давай свои соображения. Я ведь знаю, ты всю тетрадку за зиму исписал прожектами. И карту небось кочугановскую вытер до дыр, а?
Немало озадаченный осведомленностью майора, я стал излагать свой план экспедиции.
Хобока выслушал внимательно и тут же внес свои коррективы.
— Эко ты размахнулся, комиссар! Где ж я тебе людей возьму, да на целую неделю! Службу-то нести надо. Граница, сам понимаешь. А что, если обстановка сложится, нарушение, поиск? Как быть? Растопыренной пятерней, как ее ни прикладуй, участок не закроешь… Словом, пойдут с тобой максимум трое. Конкретно. Просишь Макаренко — согласен, Сыроежкина — отставить, он повозочный, а как же коровы, скот? Соображать надо. Курицын — да ты что! А стенд в ленинской комнате кто оформлять будет? — Хобока безжалостно рушил с такой тщательностью возведенное мною здание. — А связь? Ты что, рацию не берешь? Ну, нет, так не годится. Включи радиста, Дамина, пожалуй. Это тебе уже двое. Ну, а третьего сам подберешь. На все про все — сутки подготовки. Уяснил? Действуй!
Застава гудела, как растревоженный улей. Дверь в канцелярии не закрывалась: буквально отбоя не было от желающих искать дорогу. Я даже не подозревал, что эта идея встретит такую поддержку.
В дверь на секунду заглянул Дамин, глаза его сияли:
— Товарищ лейтенант, может, гитарку с собой, а?
— Отставить. Не на прогулку идем. — Мне подобало в эти минуты быть строгим.
Потом робко постучал ефрейтор Беседин и, смущаясь, тоже попросил взять его с собой, чем немало меня озадачил. Уже неделю вся застава переживала и тревожилась за этого скромного, тихого парня, который ждал вестей из дома о прибавлении семейства, и вдруг такая просьба…
— Да не могу я больше, товарищ лейтенант! Изведусь я здесь на заставе. И так уже не знаю, куда девать себя после наряда… — взмолился Беседин.
Так окончательно укомплектовался состав нашей группы: Макаренко, Дамин, Беседин и я. Можно было подводить черту.