– Фригга? – переспросил я, не до конца понимая значения его горьких слов.
Локи склонил чуть голову набок, и я мог наблюдать, как он уходит в себя, в свои мятежные мысли.
– Она была ранена. Тор успел спасти ее, но… я бы не хотел, чтобы тварь, прикоснувшаяся к ней, продолжала жить.
Последние слова он процеживал сквозь плотно сомкнутые челюсти, и память, моя запыленная память вдруг подсказала мне – произошло нападение, совсем недавно, и года не минуло. То нападение разрушило полдворца – дворец восстанавливали долго. Живя на южной окраине столицы, приходилось мириться с тем, что последние новости доходили медленно, неохотно, искажаясь по пути до неузнаваемости. Я слышал о том, что случилось – но не слышал о произошедшем с царицей, только то, что ей нездоровилось. Однако, когда мне довелось побывать во дворце в следующий раз по просьбе Одина за два дня до освобождения младшего из его сыновей, царица уже была в здравии и встречала меня легкой улыбкой на губах да здоровым румянцем.
– Как вам удалось выбраться?
– Тор пришел договориться.
Он избегал таких слов, как просить и помощь, пользуясь в большинстве своем тщательно подобранными словами, выдавая в себе – и это не могло не вызвать улыбку – стратега.
– Он не мог справиться без вас?
Вполне возможно, что так оно и было. Вполне возможно, что Тор, осознав, что не все достается и решается силой, действительно обратился к своему младшему брату, и отчаяние его было настолько велико, что он решил устроить побег, тем самым нарушив волю Одина. Но что-то ускользало от меня, что-то важное, необходимое – что сподвигнуло Тора пойти на это? Его отчаяние заключалось не только в схождении миров да в опасности, нависшей над мирозданием.
– Что именно заставило его обратиться к вам за помощью?
Я осознал, что это был правильный вопрос по тому, как что-то изменилось в нем. Это было не очевидно – не так, как что-то менялось в нем, тем самым меняя его самого при упоминании о Фригге, но что-то глубже, практически и абсолютно незаметное. И я бы не заметил этого – будь я чуть моложе или чуть менее наблюдателен, но я являлся тем, кем и являлся, и я видел.
Я был уверен, что он решит промолчать – он молчал, если ответ на вопрос мог доставить ему неудобство, но он никогда не уставал удивлять меня.
– Его… возлюбленная умирала. Мы могли помочь ей при условии, что настигнем того, кто был виновен во всех наших бедах.
Он и сам не заметил, как произнес «мы», однако это не ускользнуло от меня и заставило задуматься над сказанном им чуть больше, чем я планировал. Я слышал о ней – девушке, приведенной старшим сыном Одина из далекого Мидгарда. Я слышал о ней – но тогда не придал этому нужного значения. Теперь же все это обрело большую важность, чем я полагал прежде.
– Она – это доктор Фостер?
Он не кивнул, но и не возразил, лишь чуть углубившаяся зелень в его взгляде позволила мне думать, что я не ошибся.
– Так значит, вы нашли его…
– Малекит.
Я кивнул, молчаливо благодаря за подсказку.
– И что же произошло дальше?
Он пожал плечами, говоря о том, что они (он и брат) уничтожили его, и при его ответе ничего в нем не выдало никакого неудобства при мысли об убийстве живого существа; не было ни жалости, ни ненависти, ни презрения. У всего есть свой предел, все рождается и умирает, и никакая раса не знает об этом лучше асгардцев, однако Локи говорил о конечности чужой жизни (пусть и о жизни врага) если не с жестокостью, то с равнодушием, не испытывая по этому поводу совершенно ничего.
– Вы удивлены? – спросил он, с легкостью прочитав мое замешательство – впрочем, и я был уверен в этом, оно отразилось на моем лице излишне отчетливо.
– Пожалуй, нет, – ответил я, и это было правдой в наичистейшем из ее проявлений. – Так значит, все закончилось, и вы вернулись в Асгард. Втроем.
Он произнес короткое и въедливо-серьезное да, и тогда я продолжил:
– Однако вы сами сказали, что довольно хорошо владеете иллюзиями. Разве было бы не лучше воспользоваться этим и сбежать?
Он улыбнулся, и впервые улыбка та не была разрезана снисхождением или грубостью насмешки, скорее она была нейтральной – такой одаривают за правильно сделанные выводы в качестве скупого поощрения.
– Признаться, я раздумывал над этим.
– Отчего же передумали?
Он вздохнул, повернул голову немного вправо, туда, где прозрачностью сияло окно, а за ним – бездна зелени и ароматов; помедлил секунду или две, а затем сказал, так и не возвращая мне свой взгляд:
– В Асгарде все, что я знаю. Все, что мне дорого. Куда мне было идти?
Это было правдой – ему некуда было идти. Здесь оставалась его мать – она приняла бы выбор сына, реши он отправиться в иные миры, подальше, как можно дальше, и это не разочаровало бы ее, но расстроило. Меньшее, что Локи бы желал в этой жизни – это расстраивать Фриггу.
Я кивнул в утверждении, завершая нашу встречу, впервые испытывая нечто вроде удовлетворения ее результатами. На сегодня все, знакомо произнес я, прощаясь и привычно открывая дверь – его по-прежнему ждали.
***
– Давайте вернемся к вашему брату.
По его заостренному лицу, по неодобрению, легшему на него угрюмой тенью, я осознал, насколько сильно он не хотел возвращаться к теме своего старшего брата. И все же, я продолжил:
– Он первенец, однако ваши отношения построены так, будто бы старший все же вы.
Локи ничего не говорил, не возражал, но и не соглашался, слушал внимательно, и пока – но только пока – этого было достаточно.
– И все же…
– Все же?
Эхо его голоса разлилось по залитому солнцем воздуху, проникая в каждый угол кабинета. Его голос был твердым, словно дерево, но тихим, как редкая озерная волна.
– Вы упоминали, что ваши отношения сложные. В чем это выражается? Ревность? Зависть?
Он широко улыбнулся, в который раз удивляя меня своей реакцией – улыбка та не проникала в глубину его глаз и не смягчала их каменного хладнокровия. Он склонился чуть вперед, потирая запястья, как порой делал это, скрывая, маскируя свою досаду:
– Чему я бы мог завидовать?
Я задумался над этим, куда больше внимания уделяя его словам, чем он бы мог рассчитывать. Самое простое – трон – казался мне несущественной причиной для зависти – как бы себялюбив ни был Локи, он не был похож на того, чей взор затмевали пустые амбиции. Он знал пределы своих возможностей и как никто другой осознавал свое место в обществе, прекрасно довольствуясь своей жизнью. До того, как он решил уничтожить Йотунхейм, до того, как он чумой ринулся на Мидгард, у него было то, о чем многие только мечтали – высокое положение, уважение, признание.
Любовь родителей, подумал я, и это было уже, пожалуй, ближе. Но если Один, всегда сдержанный и отстраненный, поглощенный делами государства и отданный им без остатка, скорее отдавал предпочтение старшему сыну, то Фригге бесспорно был ближе младший.
– Друзья? Внимание женщин?
Он лишь покачал головой, отрицая и первое, и второе.
– Я не нуждаюсь в первом, меня не интересует второе.
– Что же вас интересует, Локи?
Его взгляд, расфокусировавшись на мгновение, снова сосредоточился на мне, и я поразился тому, каким бездонным он показался мне в ту секундную мимолетность.
– Знания.
***
– Единственная женщина, о которой вы упоминали за все это время, не считая, разумеется, вашей матери, это невеста вашего брата. Расскажите о ней.