Он признал это, впрочем, не без неудовольствия.
– Что обычно вы обсуждаете?
Он наклонился немного вперед – он всегда делал так, готовясь к отпору, словно бы готовясь к броску:
– В чем заключается ваша работа? – спросил он наконец, и ирония сквозила в его голосе, словно воздух меж оконными рамами. – В том, чтобы задавать бессмысленные вопросы?
В том, чтобы приглядывать за ним, на самом деле. Несмотря на мнение самого Локи о том, что это – часть его исправления или наказания (как он предпочитал это порой называть), все это было лишь частью заботы его отца, отыскавшего несколько способов приглядывать за своим мятежным сыном. Будь он немного проницательнее, он бы понял это – однако он оставался удивительно и исключительны слепым, когда дело касалось тех, кто любил его.
Я потер руки, согревая их – становилось прохладнее, нужно было закрыть окно. Или же, и это было вероятнее, кровь больше не гоняла тепло по моим венам, и закрытое окно никак не могло мне помочь.
– Вы никогда не задумывались над тем, почему вам относительно просто дается общение со мной?
Будь его насмешка пресной водой, ее бы хватило на весь Асгард.
– Неужели вы полагаете, будто я рассказываю вам все?
– Разумеется, нет, – ответил я, на самом деле прекрасно и полно осознавая это, – я не настолько наивен. Однако, и вы тоже знаете это, пусть и не признаете, у всего есть свой предел. Не бывает бездонных сосудов. Вы понимаете, о чем я?
Он смотрел на меня пристально и ровно, пока я по-прежнему винил в холоде то раскрытое окно.
– Нет, – честно сказал он, а затем, вдохнув воздуха чуть больше, чем было положено, добавил, – я никогда не говорил вам прежде, что вы чрезмерно увлекаетесь метафорами?
Я улыбнулся, и улыбка та проскользнула в моих словах:
– Вы что сосуд, Локи. И вы не бездонны. Вы не можете держать все в себе. Подумайте над этим, когда у вас выдастся свободная минута. А на сегодня все.
========== III ==========
***
– У вас есть возлюбленная? Партнер?
Обычно никто не раскрывает дела сердечные с легкостью, достойной уважения или зависти; это личное, слишком личное, и я понимал, в какие трясины ступаю, однако подобная сторона жизни всегда являлась неотъемлемой для каждого и порой таила в себе проблемы, которые стоило бы решить незамедлительно. К моему удивлению – впрочем, недолгому и неглубокому – Локи отнесся к вопросу с большой долей спокойствия и апатии. Как оказалось, это его мало волновало, несмотря на тот очевидный факт, что пример старшего брата, действительно с большой любовью относившегося ко всему прекрасному и женскому, не мог не повлиять на него.
– Но если бы вы все же хотели вступить в отношения, – его взгляд был более, чем красноречив, выражая предельно ясно его отношение ко всякого рода подобным взаимодействиям, заставлявшим сблизиться на расстояние ближе вытянутой руки, но все же я продолжил, – какой она должна быть?
Он поджал губы, на самом деле позволяя себе поразмышлять, и мне было интересно услышать его ответ. Столь неординарный ум мог потребовать себе все, что ему заблагорассудится, но все оказалось куда прозаичнее.
– Не раздражающей.
Это могло бы быть шуткой с его стороны, попыткой отвлечь мое внимание от чего-то существенного и достойного, но внимания здесь заслуживало лишь то, что он действительно в это верил.
– И как часто вам попадались не раздражающие?
Он выглядел слегка расстроенным, впрочем, расстройство то было худо наигранным и не разбавленным и каплей искренности хотя бы из уважения ко мне.
– Ни одной.
Это было вполне очевидно и не оставляло сомнений. Уголки его губ немного приподнялись, будто бы он почувствовал внезапный порыв улыбнуться – мне или своим так и не решенным и не решившимся мыслям, однако его лицо закаменело и осыпалось, когда я спросил – я не мог не спросить:
– А что же Джейн Фостер?
Все озорство его взгляда испарилось, испарилась и зелень в нем, и я получил подтверждение своим догадкам, когда он все же ответил:
– Она раздражает больше всех.
***
– Вы плохо спите?
Темные тени, залегшие под его глазами, могли в насыщенности своей, насыщенности и угрюмости посоперничать с самой ночью. Все в нем выдавало усталость и бессонницу, протяжную, нежданную и нежеланную. Сочувствие свое я старался держать при себе, зная наверняка – Локи его не оценит. Он лишь покачал головой – отрицая, впрочем это не стерло хмурости с его лица.
– Вас что-то беспокоит?
– Меня беспокоит ваша навязчивость, – недружелюбно ответил он, не замечая или же, напротив, прекрасно замечая и отдавая себе в этом отчет, насколько грубо и неучтиво прозвучали его слова. Решение сменить тему было обычным и устроило бы нас обоих, будь он немного доброжелательнее (настолько, насколько это в целом представлялось возможным – для него) в тот день.
– Вас не было три месяца. Это как-то связано со свадьбой вашего брата?
Складка у его некрасиво изогнутого – в гримасе – рта углубилась; он молчал – секунду, другую, словно уверяя меня в том, что он не склонен дать ответ, и я уже поддался той вере, когда он все же сказал:
– Не напрямую.
Это прозвучало довольно своеобразно, и я продолжил:
– Что вы имеете ввиду?
Он тяжело вздохнул, впервые не наслаждаясь, но досадуя на мое непонимание предельно ясных для него вещей.
– Не представляю, зачем все это. Эта свадьба, – он скривился. – Столько времени, сил уходит на подготовку, все возятся, сходят с ума. Фригга сама не своя. А ведь все это бессмысленно.
– Почему бессмысленно?
Он поднял на меня свой взгляд – сухой, прозрачный и горящий.
– Потому что все это ненастоящее. Они разойдутся, не пройдет и десятилетия.
– Вы так уверены в этом, – осторожно произнес я, пытаясь прощупать почву его доводов, добраться до корней его сомнения, – отчего? Вы так верите в то, что Тор не способен искренне полюбить?
Его удивление было практически осязаемым, и я мог бы разрезать его кинжалом, будь он при мне; я мог бы дотянуться до него, если бы пожелал.
– Тор? – его вопрос обернулся шипением змей, как бывало всякий раз, стоило ему поддаться раздражению. – Причем здесь Тор? Асгардцы верны тем, кого выбирают. Все миры верны, все, кроме одного, – он имел необыкновенную способность – остужать собственный гнев столь же быстро, как и разжигать его и поддаваться ему, и вот Локи замолк на секунду, и как бы сильно его предыдущие слова не были ужалены огнем, последующие были спокойнее, холоднее. – Ее чувство ненастоящее, и не увидит этого лишь слепой или глупец.
– К кому же вы причисляете брата?
– К влюбленным. Как известно, они удивительным образом представляют из себя и то, и другое.
Очевидно, его зрение было идеальным, его ум был острым и проницательным, а значит – ему было виднее.
– Так что же именно воспрепятствовало нашим встречам?
Он отвлекся от своих мыслей, и его внимание вновь было отдано мне. Он указал на очевидное немного иронично, немного сухо.
– Как вы видите, сегодня я пришел один.
Это было правдой – я больше не замечал преданной тенью следующих за ним стражников, и это пусть и насторожило меня, но не сильно – я знал, что когда-нибудь это время придет.
– Я могу поздравить вас с возвращением свободы?
Он ожидаемо пропустил мои слова мимо ушей, что нисколько меня не задело.
– Одину потребовалось много времени, чтобы понять – я никуда не уйду. Возможно, он наконец осознал, что, наказывая меня, он больше наказывал себя самого моим постоянным присутствием.