Его слова были пропитаны горечью, однако лишены разумного зерна – я не указал Локи об этом, он должен был прийти к этому сам. Его лицо внезапно разгладилось, лишенное прежних переживаний, его голос звучал испытывающе.
– Я мог бы больше не приходить к вам.
– И все же вы пришли.
Он кивнул, и взгляд его был интенсивным и пристальным.
– Знаете, что-то, пожалуй, есть в вашей идее про сосуд.
Я лишь привычно улыбнулся ему в ответ.
***
– Свадьба вашего брата через два дня. Вы хотите поговорить об этом?
Он был холоден и отстранен, и далек от всего – и от меня, от меня тоже.
Нет, ответил он, и даже не пошевелился.
– Вы уверены?
Все, что он позволил себе – это кивнуть слабо и едва заметно:
– Абсолютно.
Я не стал возражать, пусть и находил его ответ несколько поспешным и неестественным.
***
– Она попросила, чтобы я присутствовал.
Его замерший силуэт в ставшим давно его кресле уже на следующий день после нашей последней встречи не озадачил меня, не смутил моих предположений, но укрепил их, дав почву для размышлений. Было раннее утро, и было прохладно, и я таки закрыл всегда распахнутое настежь окно – стало теплее и замкнутее.
– Вы имеете ввиду Фриггу?
Как один из главных лекарей я тоже был приглашен на празднество – приглашение то было богато украшенным и вычурным, и, несмотря на ослабленные временем кости, я собирался явиться ко двору – желание увидеть Тора, как и любопытство, вызванное тем, что я мог наконец увидеть будущую царицу своими глазами, пересилило наваливающуюся немощность. Локи вывел меня из тех ленивых, по-утреннему неповоротливло-сонных мыслей, голос его был суров и стужен, но под ним я предчувствовал таяние снегов по весне. Весна та (по слухам) была темноволоса и темноглаза.
– Фригга знает, как я не выношу… подобное. Нет ничего хуже пирующих асов. Она бы никогда не просила меня о подобном.
– Значит, Джейн?
Он кивнул, признавая с легкостью, непривычной ему. Его руки были неподвижны и сцеплены в замок – крепко, не разомкнуть, не разжать.
– И что же, вы передумали?
Он не ответил, и промедление его – я увидел это в нем – было вызвано не нежеланием отвечать, но незнанием, едва ли не граничащим с неуверенностью. Он заметил мое понимание, и его лицо было бледным – бледнее его мыслей. И я продолжил:
– Однако это заставило вас задуматься.
Словно бы застывший и не реагирующий ни на что, он поначалу не отреагировал и на это, озвученное, неприятное – для него, и лишь затем сказал, и его голос был тих и низок:
– Я не знаю, что она хочет от меня.
Это прозвучало едва ли не как признание, столь же остро и вымученно, и я, ощутив, как утренняя туманность отпускает мое сознание и оставляет его, покидает, подумал, что все было куда запущеннее, чем предполагал. Локи сидел передо мной бесшумно и едва ли не смиренно, и я не узнавал в нем то поразительное создание, соткнутое из презрения и извечной насмешки, что ворвалось ко мне в кабинет в первый день. Хотя, возможно, оно им было всегда – просто я настолько постарел, и зрение мое столь ослабло, что не видел очевидного.
– Послушайте, – сказал я ему тогда. – Дело ведь не в ней, не в ее желаниях. Дело в вас. Вы сами не знаете, что вам нужно.
Я видел это – неприятие, отторжение, поднимающееся в нем – Локи подавил его практически мгновенно, не позволил ему выплеснуться, но оно по-прежнему было в нем, сидело глубоко, назревало стремительно, и я ничем не мог ему помочь. Я вспомнил его слова о приеме пищи, произнесенные им в самом начале нашего пути – тогда он не назвал Джейн, пусть и не было никаких сомнений – она уже была нареченной Тора и ужинала с ними.
– Вы придаете удивительно большое значение просьбам той, кого даже не считаете частью своей семьи.
Зелень в его глазах, устремленных на меня, потемнела, как и его ответ:
– Она – не моя семья.
– Но она – семья Тора, а значит – и ваша.
Пустота в нем оказалась поразительно прозрачной и холодной, точно лед – не отличить. Пробыл он у меня недолго – всего лишь дюжину мгновений. Поднялся стремительно и рвано, словно мог покачнуться, а затем, не прощаясь, вышел за дверь.
***
– Что привело вас снова?
Или же кто? Отец или Брат?
Локи казался спокойнее, значительно спокойнее, словно годы отобрали у него прежнюю скованность, что он мог бы назвать броней. Его волосы были короче, чем я помнил, пусть память в последнее время подводила меня все чаще, слишком часто. Его глаза были светлее, прозрачнее. Однако что-то все же оставалось прежним, и никакое время не могло это изменить – мрачность, жестокостью притаившаяся в уголках его губ.
– Нет, ответил он, – и голос его также был неизменен – низкий, глубокий, иссиня-черный. – Я пришел по своей воле.
Прошло три или четыре года – я уже не мог сказать наверняка – с нашей последней встречи. Тогда, закрыв за собой дверь, он так и не вернулся – я и не ждал его возвращения, уверенный в том, что отныне он сам по себе. Я был на свадьбе, что празднеством разгорелась уже на следующий день – празднество то озарило весь Асгард зарождающейся звездой. Невеста была красива – красива, но чуть бледна, однако смотрела прямо и храбро, руку супруга своего нареченного и вечного держала уверенно в своей руке. Локи не было нигде.
Прошло три или четыре года – о Торе и Джейн не было слышно почти ничего, но еще меньше было слышно о Локи.
Я молчал, ожидая, когда он будет готов заговорить – и он заговорил.
– Я плохо сплю, – сказал он мне тогда, и я видел доказательство этому в его усталости и опустошенности. – Я вижу кошмары. Я видел их с того для, как сорвался с моста – иногда они были ярче, иногда отступали. Но сейчас что-то изменилось, и это не дает мне покоя.
Он потер переносицу, словно бы отгоняя от себя призраки прошлого. Мост, вспомнил я. Радужный мост был практически полностью уничтожен, и виновник всех разрушений сидел прямо передо мной. Источник – и причина – его кошмаров скрывались в последствиях того падения.
– Что-то назревает, – сказал он, и это было правдой. В последнее время это чувствовали все. Небо, нависшее над Асгардом, было непритязательно серо и бесстрастно и больше не было способно впитать себя ни единого луча света. Воздух же, всегда кристально чистый, легкий, теперь звенел от напряжения.
– Вы знаете, с чем это связано?
Он посмотрел куда-то в сторону, вдаль, словно бы не в силах вынести моего взгляда – и это прежде было несвойственно ему, эта его обреченность, так и не находящая выхода.
– Боюсь, что да, – выдохнул он.
Что бы это ни было, о чем бы он не желал рассказывать мне, оно было сильнее его, и оно его пугало. Во Вселенной было столько всего, что было сильнее его, и я терялся в догадках, однако его главный страх все же заключался в кошмарах, и первым делом ему стоило избавиться именно от них.
– Почему бы вам не рассказать кому-нибудь об этом? Кому-нибудь, кому вы действительно доверяете?
Но Локи лишь усмехнулся – усмешка его была навязанной, едва ли не вымученной, выдавленной.
– Она едва ли захочет меня выслушать, – ответил он, тихо и неспешно.
Он не уточнил, кого именно он имел ввиду.
***
– Как ваш брат относится ко всей ситуации в целом?