Так пишет современный редактор. Но старый д-р Шедель, даже знай он об этом, мог бы посчитать открытие нового мира недостойным упоминания. Вряд ли он не слышал об открытии мыса Доброй Надежды в 1488 году. Однако об этом он не упоминает. Причина заключается в том, что он не воспринимал историю как повествование о распространении человечества по земле, не считал высочайшим благом открытие новых земель, на которых это распространение возможно. Он воспринимал историю как набор бесчисленных, совершаемых в слезах паломничеств к небесному Иерусалиму. Каждый из ныне умерших однажды восстанет и присоединится к бесчисленному воинству представших перед судом для того, чтобы услышать слова: "Прощен" или: "Отойди от Меня в огонь вечный". Изображение Христа на радуге с лилией и мечом было широко известно, повторяясь в популярных книгах того времени. Лютер видел подобного рода картины и свидетельствовал, что вид Христа-Судии повергал его в совершенный ужас.
Монастырское убежище
Подобно всякому жившему в средние века человеку, он знал, как преодолеть свои мучения. Церковь поучала, что ни один благоразумный человек не должен ожидать приближения смерти для того, чтобы покаяться и попросить благодати. Единственная надежда с начала до конца заключалась в том, чтобы воспользоваться предлагаемой Церковью помощью: таинствами, паломничествами, индульгенциями, заступничеством святых. Но глупцом был бы тот человек, который положился исключительно на ходатайства своих небесных заступников, ничего не делая для завоевания их благорасположения!
А что может быть лучше, чем пострижение в монахи? Люди верили, что конец света уже был однажды отложен благодаря цистерцианским монахам. Только Христос "повелел ангелу протрубить в трубу, возвещая о страшном суде, как мать милосердия пала в ноги своему Сыну и умоляла Его подождать, "хотя бы ради моих друзей из ордена цистерцианцев, дабы они могли подготовиться". Даже бесы жаловались на самоуправство св. Бенедикта, который выхватывал души у них из рук. Тот, кто умер в монашеском звании, получит предпочтение на небесах. Однажды, пребывая в жестокой лихорадке, какой-то цистерцианец сорвал с себя рясу и тут же умер. Когда он пришел к вратам рая, св. Бенедикт запретил ему входить, поскольку он не был одет, как положено. Он мог лишь бродить вокруг стены, заглядывая через нее и наблюдая благоденствие своих братьев, пока, наконец, один из них не вступился за него и св. Бенедикт отпустил монаха на землю за своим одеянием. В такой форме выражалась популярная набожность. Как ни протестовали против подобных примитивных выражений веры именитые богословы, именно так верили простые люди, а Лютер был простым человеком. Даже сам Фома Аквинский провозглашал, что принятие монашества приравнивается ко второму крещению, возвращая человека к состоянию невиновности, которое он имел при первом крещении. Весьма распространено было убеждение, что для монаха и грех не столь страшен, ибо он имеет особую привилегию и в случае раскаяния обретает утраченную невиновность. Принятие монашеского обета было наилучшим способом попасть на небеса.
Лютер знал все это. Всякий юноша, умевший наблюдать, понимал сущность монашества. Живые примеры попадались на улицах Эрфурта. Там можно было встретить молодых картезианцев, совсем еще юношей, которые казались намного старше своего возраста из-за того, что аскетизм уже наложил свою печать на их лица. В Магдебурге Лютер видел изнуренного князя Вильяма Ангальтского, отказавшегося от своего родового поместья ради того, чтобы оборванцем бродить по улицам, влача на спине суму ордена нищенствующих. Как и все остальные братья, он выполнял в монастыре физическую работу. "Я видел его своими глазами, - вспоминал Лютер. - В четырнадцатилетнем возрасте мне довелось побывать в Магдебурге. Я видел, как он, подобно ослу, влачил свою котомку. Он настолько истощил себя постом и бдениями, что более напоминал мертвеца, от которого остались лишь кожа да кости. Всякий взглянувший на него не мог не устыдиться своей жизни".
Лютер прекрасно знал, почему молодые выглядят, как старики, а знатные становятся нищими. Эта жизнь - всего лишь краткий миг, в течение которого мы готовимся к жизни грядущей, где спасенные обретут вечность блаженства, а погибшие - вечные муки. Своими глазами они узрят отчаяние, которое никогда не познает милости небытия. Своими ушами они услышат стоны проклятых. Они будут вдыхать горящую серу и корчиться в жаре неиссякающего пламени. И все это будет длиться во веки веков.
На подобных представлениях воспитывался Лютер. В его верованиях или душевных порывах не было ничего особенного, если не считать их страстности. Мысли о смерти весьма угнетали его, но в этом он был вовсе не одинок. Человек, позднее восставший против монашества, стал монахом по той же самой причине, JTTO и тысячи других, а именно: для того чтобы спасти свою душу. Непосредственным поводом к его решению явилась неожиданная встреча со смертью в тот летний июльский день 1505 года. Лютеру был двадцать один год, и он учился в Эрфуртском университете. Когда молодой человек возвращался в университет после посещения родителей, внезапный удар молнии швырнул его на землю. В этой мгновенной вспышке он увидел исход всей драмы существования. Там был Бог Бесстрашный, Христос Неумолимый и все коварные бесы, выскочившие из своих убежищ в лесах и прудах для того, чтобы с сардоническим хохотом ухватить его за кудрявые волосы и увлечь с собой в ад. Нет ничего удивительного в том, что Лютер воззвал к святой своего отца, покровительнице рудокопов: "Святая Анна, заступись! Я постригусь в монахи".
Лютер неоднократно повторял, что к нему был обращен призыв с небес, на который он не мог не откликнуться. Независимо от того, насколько возможным было освобождение его от данной клятвы, Лютер считал себя связанным ею. Против собственных склонностей, по Божественному понуждению он постригся в монахи. Понадобилось две недели для того, чтобы устроить все дела и решить, в какой монастырь идти. Он избрал обитель с суровыми порядками - реформированную общину августинцев. После прощальной вечеринки с друзьями он явился к воротам монастыря. Известие о решении сына необычайно разгневало отца. Его воспитанный в строгости сын, которому надлежало быть опорой для родителей во дни их старости! Отец совершенно не мог примириться с этим решением до тех пор, пока смерть двух других сыновей не убедила его в том, что это возмездие за его бунт.
Лютер стал послушником. У нас нет прямых свидетельств того, как происходило принятие Лютера в монастырь, но месса августинцев дает нам определенное представление об этой церемонии. Желающий стать послушником падал ниц перед стоящим на ступенях алтаря приором. Приор вопрошал: "Чего ищете вы?" Следовал ответ: "Благодати Божьей и твоей милости". Приор поднимал кандидата и спрашивал, не женат ли он, не является ли он поручителем, не болеет ли какими-либо тайными болезнями. Следовали отрицательные ответы. Далее приор описывал суровость жизни, которой с неизбежностью должен подчиниться послушник: отречение от собственной воли, скудное питание, грубая одежда, ночные бдения и дневной труд, умерщвление плоти, смирение нищетой, позор нищенства и тяготы существования в обители. Готов ли он принять на себя эти бремена? "Да, с помощью Божьей, - следовал ответ, - и доколе дозволяет слабость человеческая". После этого принимали в обитель на один год испытательного срока. Под пение хора на голове послушника выбривалась тонзура. Мирскую одежду сменяла сутана послушника. Посвящаемый преклонял колени. "Благослови раба твоего, - речитативом начинал приор, - услышь, о Господи, исходящие из сердца нашего мольбы и снизойди благословениями Своими на сего раба Твоего, которого во святое имя Твое мы облекаем в сутану монаха, дабы с Твоею помощью он сохранял веру в Твою Церковь и заслужил жизнь вечную через Господа нашего Иисуса Христа. Аминь". Во время пения завершающего гимна Лютер распростерся на полу, крестообразно раскинув руки. Затем братья ознаменовали принятие его в общину поцелуем мира. И вновь прозвучало наставление приора: "Не тот, кто сделал первый шаг, но претерпевший до конца спасется".