— Но ты же машину не угоняла? — спросил Алексей Маркович.
— Если бы умела, обязательно угнала! — вырвалось у девочки.
— Вот как… Единомышленники, значит. — Звягинцев с досадой посмотрел на Настю. — Я тебя потом позову. Нам со Стрешневым наедине поговорить надо.
Звягинцев, заскрипев сапогами, зашагал по кабинету. Вчера вечером к нему домой заходил Фонарёв. Рассказав историю с угнанным грузовиком, он спросил, почему школа так распустила своих питомцев: ребятишки лезут не в свои дела, подхватывают и распространяют всякие нездоровые слухи, распевают на улице озорные частушки про него, руководителя колхоза. И особенно отличается молодой Стрешнев… Неужели учителя так беспомощны, что не могут прибрать учеников к рукам, навести в школе порядок. «Разберёмся, Кузьма Егорович, примем меры», — пообещал Звягинцев.
— Ну что ж, рассказывай, — вздохнув, обратился он сейчас к Феде.
Федя молчал.
— Видите, Варвара Степановна, — сказал Звягинцев, — ему даже и объяснять нечего.
— А чего объяснять?.. Вам уже, поди, доложили, — с трудом выдавил Федя. — Ну не дал и не дал свалить удобрения во двор какому-то там Маркелычу…
— Но председатель же тебе растолковал, что Маркелыч нужный человек колхозу, — пояснил Звягинцев. — Резину достаёт, запасные части…
— Всё равно неправильно… Зачем колхозное добро разбазаривать, его и так мало…
— Не много ли ты на себя берёшь, Стрешнев? — нахмурился Звягинцев. — И кто тебе дал право вмешиваться в чужие дела, подвергать сомнению поступки взрослых?..
— Почему — в чужие? — с недоумением спросил Федя. — Я ведь тоже в колхозе живу… И мать моя здесь, и отец…
Потерев свой колючий ёжик, Звягинцев вновь прошёлся по кабинету. Да, подросток не из лёгких, за словом в карман не лезет, и его так просто к стенке не припрёшь. Видно, надо дать ему разговориться. Директор усадил Федю рядом с собой на диван, положил ему на плечо руку.
— Послушай, Федя, что с тобой происходит? Как понять твоё поведение? Ты всех критикуешь: поссорился с Таней, недоволен порядками в школе, в колхозе. Что у тебя за настроение? Давай поговорим честно и откровенно.
Честно и откровенно? Федя пытливо заглянул в лицо директора — никогда ещё тот так с ним не разговаривал. Это пришлось ему по душе. Ну что ж, он готов сказать всё, что думает.
«А может, учителя хитрят, готовят мне ловушку?» — насторожился Федя. Но, кажется, нет… Взгляд у Алексея Марковича внимательный, участливый, рука его обнимает Федю за плечо, а Варвара Степановна даже кивает ему головой.
— Честно и откровенно? По душам? — переспросил Федя, блеснув глазами.
— Да, да, — подтвердил Звягинцев. — Можешь ничего не утаивать.
И Федя заговорил. Заговорил торопливо, сбивчиво, перескакивая с одного на другое, высказывая свои раздумья, тревоги, недоумения.
В кабинете стояла тишина. Лицо Звягинцева окаменело, глаза прищурились, рука невольно соскользнула с Фединого плеча.
Но Федя ничего не замечал и продолжал говорить.
А как ведут себя некоторые учителя? Знают о непорядках в колхозе, а делают вид, что ничего не замечают. А когда ребята спрашивают их, они, вместо того чтобы объяснить, говорят: «Вы ещё школьники… Не вашего ума дело!»
— Ну, знаешь, это уж слишком! — выдохнул Звягинцев.
— Вот и вы, Алексей Маркович… — не унимался Федя. — Я вам когда ещё рассказал об удобрениях в овраге, а вы ничего до сих пор не выяснили. А они ведь лежат в овраге…
— Довольно, Стрешнев! — оборвал его Звягинцев, поднимаясь с дивана.
Встал и Федя.
— Так вы ж сами хотели, чтоб честно и откровенно… — растерянно забормотал он.
— Да, да… Высказался ты достаточно ясно… И по всем вопросам. Можешь идти… — холодно сказал Звягинцев и, дождавшись, когда за Федей закрылась дверь, обратился к Варваре Степановне.
Откровенно говоря, он не ожидал такого разговора. Это уже не озорство, не хулиганство, не заскоки дерзкого, строптивого мальчишки, а целая сложившаяся система взглядов. И взглядов скверных, критиканских, почти циничных. У Стрешнева не осталось ничего святого, он не уважает ни школу, ни учителей, ни руководителей колхоза. И мальчишка с такими взглядами учится у них в школе! Нет, пока не поздно, надо принимать меры. Двух мнений здесь быть не может!..
— Нет, почему же… — возразила Варвара Степановна. — Есть ещё и другое мнение. Я, например, всё-таки не вижу, как выражаются в суде, состава преступления.
— То есть как? — опешил Звягинцев. — А то, что Стрешнев высказал сейчас перед нами?
— Да, Федя наговорил много резкого и неприятного, — согласилась Варвара Степановна. — Но мы же сами вызвали его на откровенность. И если быть честными, в его словах немало справедливого. И про рапорт на слёте, и про школьную бригаду, и про непорядки в колхозе. Разве мы с вами, Алексей Маркович, не спорили об этом? А ведь от ребят ничего не скроешь. Вот оно и прорвалось. Да, кстати, о каких это удобрениях Федя вас расспрашивал?