подняться утром, исчезали. Румыны говорили, что их отправили в госпиталь, но все догадыва-
лись, что их просто расстреляли. Поэтому дед ре-
шился на побег. Надо сказать, что в первые дни
пребывания в этом кошмаре совершить побег
пытались многие, но их быстро отлавливали и
расстреливали на глазах у остальных. Поэтому
смельчаков не стало и побеги прекратились. Но
дед подумал: «Какая разница, расстреляют меня
сегодня днем или завтра утром!». И рискнул.
В этот день ему крупно повезло. Их отвели
разбирать баррикады около оперного театра.
Одесситы знают, что в Пале-Рояле и на улице
Екатерининской были проходные дворы. Знал
их и дед. В сумерках, улучив момент, он бочком, 13
бочком в подъезд и далее через проходные дво-
ры убежал так далеко, где его, наверное, и не
искали. До темноты дед отсиделся в развалинах
дома на улице Гаванной. Потом задворками, пе-
релезая через заборы и прячась в подворотнях от
патрулей, к утру добрался домой и из последних
сил постучал в дверь.
За прошедшие годы я читала много воспо-
минаний об обороне Одессы и оккупации, одна-
ко ни разу мне не попадались сведения об этом
концлагере. Наверное, рассказать было некому.
Возможно, ни один человек не выжил в тех чудо-
вищных условиях. Это тем более вероятно, что
по просьбе деда бабушка связалась с помощью
записок в буханке хлеба с его двумя приятеля-
ми по несчастью, которые очень помогали ему
выживать. Ей удалось даже получить их адреса.
Однако ни после освобождения Одессы, ни после
окончания войны по этим адресам никто не от-
ветил.
В ОККУПАЦИИ
Скажу сразу, с немцами мне сталкиваться не
приходилось. А вот с румынами у нас было непри-
ятное соседство. В детских яслях и садике завода
«Профинтерн», (позже завод «Запчасть»), фаса-
дами выходящих на улицу Ударников, а дворами
14
на огороды, т.е. к нашему дому, располагалась ру-
мынская воинская часть. Огороды они использо-
вали в качестве стрельбища. А между стрельбами
занимались мародерством и вымогательством у
жителей соседних дворов. Ходили по квартирам
и забирали все, что им нравилось. А нравилось
им у нас, как сорокам, все что блестело: пудрени-
цы, портсигары, керамические статуэтки, напри-
мер, слоники. А еще у нас и у соседей в первый же
месяц отобрали и съели мелкую живность (кур и
кроликов). Однажды нашу соседку тетю Женю, болгарку по национальности, с криками «жидан»
вывели из квартиры и как бы повели в коменда-
туру. На увещевание соседей, что она «болгар» не
реагировали. Пришлось дать деньги – леи, чтобы
отпустили. Так повторялось несколько раз. Каж-
дый раз приходили два других солдата, очевид-
но «по наводке». Один раз с криком «партизан»
схватили моего деда. Пришлось бабушке доста-
вать кошелек. Однако больше у них такой номер
не вышел. В следующий их визит дома оказалась
Лида и по-молдавски сказала им что-то такое, что больше у нас во дворе они не появлялись.
Но как исключение из правил были и поло-
жительные примеры. Со мной произошла сле-
дующая история. Каждое подразделение солдат
имело свой участок для стрельбы, так что когда
у них были стрельбы, все огородное поле было
15
утыкано деревянными мишенями, очертанием
напоминавшими человека. Выходить со двора в
такие часы было опасно. Могли подстрелить. Мне
вообще категорически запрещалось высовывать
нос из калитки. Приближался Новый 1943 год. Я
все время надоедала бабушке: «Когда же придет
Дед Мороз?». Незаметно для взрослых выскаки-
вала во двор и выглядывала за калитку. И вот в
одну из моих вылазок, наконец, я его увидела. Он
стоял посреди заснеженного огорода недалеко
от дома весь такой белый, очень симпатичный. Я
радостно помчалась к нему, схватила, выдернула
из земли и с криком «Бабушка, он пришел!» по-
спешила домой. Помню, когда бабушка увидела
меня с мишенью в руках, она схватилась за сер-
дце и не могла вымолвить ни слова. А когда во