пались после праздничных гуляний в честь ос-
вобождения города, я увидела, что к нам во двор
въезжают одна за другой две крытые немецкие
машины «студебекеры». За рулем первой из них
23
я увидела немца, страшно перепугалась и с кри-
ком «Немцы, немцы!» бросилась в дом. Я не оши-
блась. Водителями обеих машин были немцы, но
пленные. Это стало понятно, когда за машина-
ми во двор въехал конный отряд бойцов, среди
которых были и знакомые разведчики. Именно
они указали подходящее для отдыха и людей, и
лошадей место. Места около дома действитель-
но было много, вокруг огороды. А машины (бо-
евые трофеи) были доверху загружены различ-
ными продуктами. Часть из них досталась и нам, и соседям. Бойцы где-то раздобыли и привезли
огромный чугунный котел, разложили вокруг
него во дворе костер и нагрели воду. В летней
кухне затопили плиту и устроили баню с парик-
махерской. Вымытый, побритый и подстрижен-
ный «дяденька-командир» разведчиков оказал-
ся совсем молодым парнем, как и подавляющее
большинство бойцов в отряде. Чистые и накор-
мленные они отсыпались. Спали на кроватях, на
составленных вместе стульях, на полу и у нас в
комнатах, и у соседей. Женщины в это время
стирали. Весь двор был увешан военной формой
и бельем. А мы – трое дворовых детишек верте-
лись около машин. Кто-то из нас заметил, что в
щелях между досками кузова застряли кусочки
сахара, нечаянно кем-то рассыпанные. Тогда, вы-
тащив соломинки из конской кормушки, мы из-
24
влекали ими эти кусочки из щелей и ели. Лучше
вкуса того пропыленного дорогами войны саха-
ра я не припомню. Сахар-рафинад всегда у меня
ассоциируется с освобождением Одессы.
Еще запомнился такой эпизод. На крыльце
стоит шеренга сапог, а пленные шоферы – моло-
дые ребята их чистят. Потом вижу их плачущими
и из разговоров взрослых понимаю, что они про-
сят командира оставить их в отряде денщиками.
Но это было невозможно. Пленных надлежало
сдать на пункт сбора. Им собирают еду, дают
одеяла и другие необходимые вещи, прощаются, ободряюще похлопывая по плечу, и под конвоем
двух бойцов уводят.
Засобирался в путь и отряд. Вечером накры-
ли у нас в большой комнате стол. Стол был боль-
шой, размерами как теннисный, да еще выдви-
гались «крылья» с двух сторон. Места хватило
всем. Дед произнес изобретенный им и всегда
провозглашавшийся первым тост «За всеобщее
здоровье», имея в виду всех, кто сидел за столом.
Позже, когда я подросла, попыталась у деда в
шутку выяснить, имеет тост планетарный харак-
тер, или он распространяется на всю Вселенную.
Но дед шутку не понял, сказал, что здоровье нуж-
но всем. За всю свою жизнь кроме как от деда, я
ни от кого такого тоста не слышала. Думаю, тост
понравился, и все дружно выпили полагавшиеся
25
каждому 100 граммов. Командир отряда побла-
годарил всех за этот вечер, который они провели
в семейном кругу. А Андрей на прощанье попро-
сил наш адрес. Сказал: «После войны напишу, узнаю, выполнила Лида свое обещание назвать
сына моим именем или забыла».
Проснувшись утром, я увидела опустевший
двор. Как вещественное доказательство того, что все это мне не приснилось, остался котел.
Его поставили под водосток для сбора дождевой
воды. И в летнее время котел служил на радость
нам, детворе, мини-бассейном еще долгое время.
К сожалению, у этой истории печальный ко-
нец. Прошел почти год. И вдруг приходит письмо:
«Разбирая бумаги командира, нашли Ваш адрес.
Сообщаем, что наш командир капитан Андрей
Шманенко погиб смертью храбрых». Все были
очень расстроены этим известием. Лида взяла
семена цветка, который у нас назывался «ноч-
ной красавицей», и отослала их полевой почтой
разведчикам с просьбой посадить семена на мо-
гиле Андрея. А рядом с адресом приписала: «Ува-
жаемая цензура, открывайте аккуратно. Внутри
семена цветов». Прочитав такое письмо, цензу-
ра семена пропустила. В самом конце войны мы
снова получили письмо. Разведчики писали: «К