Полностью эту теорию подтвердила Эни. Она высказалась последней. Очень тихо:
— Вы знаете, чего я боюсь. Мужчин. И страх этот, после всего произошедшего не стал меньше. Хмм… Даже больше… Я не понимаю, что во всём этом такого? Зачем их всех так тянет ко мне? Разве не видно, что я пустая во всех смыслах? Или они не способны видеть ничего, кроме оболочки? Даже наши ребята?
Ответила ей леди Сель:
— Я, моя дорогая, похожа на тебя, но прожила подольше твоего. И скажу с ответственностью: ты не пуста. И я тоже. Всё, что есть в нас, заперто будто плотиной. Наверное, каждому кажется, что именно он сможет освободить нас… Беда в том, что нам это не нужно. Это плохо, конечно. Но мы слишком боимся. Так что, нет! Не пуста. И если ты будешь более храброй, чем я, то сможешь однажды разорвать порочный круг и стать счастливой.
Эни склонила голову. Не согласилась, не опровергла:
— Больше всего я боюсь того, что король Дормера поймёт насколько мне дорог его сын. Что это мой ребёнок, которого я ждала и любила. Поддерживала его мать. Что не просто так я подвернулась в качестве няньки. Я обманула его. Если он поймёт, то отомстит. Заберёт у меня Арви. Что с ним будет тогда?
Эни заплакала. Вместо стакана воды, ей подали бокал фрилла. Пока она тянула его, Ланель провозгласил:
— Ну, а теперь приятное. Желания и мечты!
Фарвель ответил первый:
— Ученик! Талантливый, порядочный, любящий магию и разумных. Тот, кому я смогу передать всё без страха, что он когда-нибудь обернёт знания во зло. Пусть он придёт. Остальное я получил уже или смирился с тем, что не получу никогда…
Концовка речи получилась пронзительно грустной и кто-то пошутил:
— А если она?
— Что?
Старик таращил уставшие глаза, как растерянная сова.
— Я говорю, а если девушка?
Огастас добродушно рассмеялся:
— Парень, девушка, ведьма, дормерец! Кто угодно! Вы знаете, что я не предвзят.
Теперь все смотрели на Квадра. Пусть Фарвель вырвался вперёд, но сегодня он — "гвоздь программы". Гвардеец откашлялся. Прикрыл глаза, чтобы не видеть окружающих. Это всё-таки личное:
— У меня глупая мечта. Детская. Я знаю, что так не бывает, но всё равно мечтаю… О мире. Чтобы не было смертей. Чтобы не умирали дети. Чтобы мой мальчик забыл, каково это, и был счастлив… А теперь я ещё мечтаю о любви. О Гарде… Но, только в том случае, если я, и правда, исцелюсь. Мы оба сильно покалечены. Раны на раны. Разве выйдет что-то доброе?
Ответила ему леди Сель. Так мягко, как он никогда не слышал ещё:
— Хорошо сказано: раны на раны. Но разве это не то, чем мы тут занимаемся? Только тот, кто ранен, будет беречь другого от лишней боли. Вам всего-то нужно начать говорить друг с другом откровенно. И вы придёте к этому. Конечно, — шутливо закончила она, — ведьма ещё хорошенько помучает тебя, пока простит!
Собрание согласно загомонило. Посыпались предположения, как именно будет издеваться ведающая над дормерцем. Но во всём этом сквозила некая печаль, встревоженность и недоумение. Дормерец мечтал о мире? Всегда? Он не лгал. Никто из них не мог лгать здесь. Молчать, да, но не лгать. Как мог тот, кто прославился на Перешейке, убивая сидхе, мечтать о мире?.. С другой стороны он ведь подобрал бездомного эльфёнка. Не подобрал даже, а не стал убивать его за покушение на себя…
Замолчали все. Думали. Ланель разбил печальную тишину:
— Думаю, каждый из нас мечтает о мире. И это хорошо… Тяжелее всех, наверное, приходится нашей Эни. Скажи-ка, дорогая, смогла ты хоть немного смягчиться по отношению к королю Дормера? Ведь вы сталкиваетесь постоянно. Быть может, нашла ты в нём что-то доброе?
Эни подняла глаза от бокала и коротко ответила:
— Нет.
От неё ждали продолжения. И она продолжила:
— Я ненавижу его так же люто, как сильно люблю его ребёнка. И даже мечтать о мести не имею права. Из-за Арви. Представить не могу, к чему это придёт…
Ланель философски заметил:
— Кто знает, к чему? Одно хорошо, что ты не можешь отомстить. Наделала бы глупостей. А так боги хранят тебя и нас… Забавно, что король Дормера не чувствует и не понимает того, что воспитывает его ребёнка враг. Единственный, кто равен ему по силам.
Эни нахмурилась. И Ланель закрыл тяжёлую тему. Тем более, что выхода пока не предвиделось. Заговорил о себе:
— О чём мечтаю я? Поверите ли? Я говорю, что хочу дожить, пока узнаю глаза Грая на детском лице. Но знаете, мне недостаточно этого. Я хочу растить мальчика снова. Любить его, учить. И убедиться в том, что хоть кто-то из моего рода может быть счастлив в любви.