Зона, я прошу, не обессудь,
Ведь я уйду когда-нибудь.
Взорвется небо тысячами стай -
Я с ними улечу, ты не скучай!
Ведь мы с тобою связаны навек…
Слушая эту песню, я невольно прикрыл глаза. Хоть я и не знал слов, но она мне показалась милее и роднее всего на свете, а голос, сливающийся с мелодией, – невероятно нежным. Услышав всего несколько строк, мне почему-то стало и радостно, и грустно. Не знаю почему, но это было так. Вероятно, когда-нибудь я рассмеюсь, вспомнив о том, что, чудом выживший, безоружный, стоял посреди леса и слушал песню. Может быть, так и будет, а может — и нет...
Заслушавшись приятной неизвестной мелодией, я и не заметил, как она закончилась. А у меня в голове все еще крутился незатейливый мотив, от которого лицо, похоже, растягивалось в ужасно глупой улыбке. Это я понял, когда фантомная мелодия уже затихшей музыки сменилась грубым смехом, но настолько искренним и добрым, что не вызывал обиды.
— Так это ты Рух? — спросил у меня тот, кто смеялся. — А не холодно "нагим-то" ходить?
Я сразу понял, на что он намекает. Действительно, сталкер без оружия приравнивался к разутому и раздетому человеку; без каких-либо оборонительных средств — смертнику. В этот момент мне стало в какой-то степени совестно за свою беспомощность. А собеседник вновь рассмеялся, так и не дождавшись ответа на вопрос. Собственно, тот вопрос не требовал ответа. Заданный как риторический, он предназначался лишь для того, чтобы позабавить вопрошающего.
Повернувшись ко мне лицом, он прекратил смеяться и, похоже, вернулся к своему обычному состоянию. В свете вечного костра мне удалось разглядеть черты его лица. Оценить выдающиеся достоинства фигуры: широкие спину и плечи, высокий рост, атлетическое телосложение. По сравнению с ним, я почувствовал себя щуплым парнишкой, хотя, в сущности, так оно и было. На первый взгляд ему никто не даст менее пятидесяти. Но я не раз встречал таких вояк и сразу сделал вывод, что ему около сорока-сорока пяти. Особое мое внимание привлек явно новый, целехонький и чистый камуфляж, слишком ярких для этих мест цветов — серый с бело-черными разводами.
— Вот, держи. — Я услышал звук щелчка предохранителя, после чего мне в грудь прилетел старенький ПМ.
Чуть было не выронив "подарок", я сжал его в руке и передернул затвор. Патрон послушно поступил в патронник. Прицелившись, я имел возможность узреть всю кривизну ствола и, соответственно, покосившийся прицел "мушки".
«Мда, застрелиться захочешь — промахнешься!» — посетила меня пессимистичная мысль.
— Для прицельного огня, конечно, не годится, но в качестве "пугалки" сойдет. — Ухмыльнулся он, вероятно, довольный своей неожиданной щедростью.
— Да, спасибо, — неспешно ответил я, поставив свое "новое" оружие на предохранитель и убрав ПМ за пазуху.
— Эх, ладно, в ногах правды нет, — снова улыбнулся он. — Падай здесь!
Так и не представившись, вероятно, не считая это нужным, он показал рукой правее себя, практически напротив. Дважды просить меня присесть не стоило. Я сел около той самой девушки, которая несколько минут назад привносила в скучное течение ужасной сталкерской жизни нечто иное, чем боль, кровь или страх, это чувство было чем-то новым для меня, — спокойствие.
На некоторое время вновь воцарилась тишина, такая же, какая повисла над опушкой в момент моего появления. Теплый треск чьих-то костей, залитый негасимым пламенем, располагал к отдыху. Всматриваясь в пляску огненных языков, я почему-то отметил, что основу костра составляют большеберцовая, лучевая, лопаточная и ключичная кости, под которыми небрежно валялась половинка черепа. Неаккуратный надлом раскроил бедолагу по диагонали от левого виска, и теперь из-под груды не сжигаемых костей на меня смотрела пустая правая глазница и приветливо скалился неполным набором содержимого верхней челюсти "рот".